— Пожалуйте же, успокойте моих нежных приятелей, Меховецкого и Яна Бучинского. Они еще неопытны в делах и не привыкли к сильным средствам, — сказал Лжедимитрий.
— Я уже переговорил с ними, — отвечал иезуит.
— Что же они говорят?
— Молчат и пожимают плечами, — сказал иезуит. — Это романические головы: им понравилась твердость Пыхачева. Они сожалеют о нем.
— Дети! — сказал Лжедимитрий. — Но говорил ли Меховецкий с воеводою о моем намерении жениться на Марине?
— Говорил, и воевода в восхищении. Супруга его уже надулась, как пава, а у панны Марины закружилась голова от царского титула, — отвечал иезуит. — Но вот идет сам воевода! Мне надобно скрыться, чтоб он не подумал, что я в согласии с вами…
Иезуит вышел в другие двери, а воевода Мнишех с Меховецким вошли в комнату.
— Царевич! — сказал воевода. — Я за честь себе поставляю войти с вами в родственные связи. Род мой хотя и не владетельный, однако ж не посрамит вашего. Дед ваш, Василий Иоаннович, женат был на родственнице нашей, Елене Глинской; следовательно, внук не унизит себя сим браком…
— Перестаньте считаться предками и союзами! — сказал Лжедимитрий, взял воеводу за руку. — Сядьте, и мы поговорим о деле. Садись, Меховецкий. Послушайте, воевода! Муж возвышает жену, а не жена мужа. Ваша дочь знатного происхождения — ни слова! Но если б она была и простая поселянка, то одно прикосновение короны превознесет ее превыше всех родов шляхетских и сравняет с державными. Это дело, решенное не нами. Я женюсь на панне Марине, как скоро воссяду на престоле предков моих, и это обещание подтвержу клятвою и записью. С этой поры судьба вашего рода соединяется с моею участью неразрывными узами, и вы должны употребить все средства к скорому окончанию моего предприятия.
— Я жертвую всем: доверием, которым пользуюсь при дворе и в народе, сокровищами, недвижимым имением — только б король признал вас и позволил воевать с Россиею, — сказал воевода.
— Не заботьтесь о короле, — примолвил Лжедимитрий. — Думайте более о себе. Я вам обещаю возвратить вдвое суммы, которые вы употребите в мою пользу, и сверх того дарю вам в вечное и потомственное владение княжество Северское с титулом удельного князя!
— Государь! — воскликнул восхищенный Мнишех.
— Мало этого, — продолжал Лжедимитрий, — Смоленское княжество разделяю пополам: одну половину дарю королю Сигизмунду, а другую с городом — вам, любезному моему тестю, и на первое обзаведение обещаю миллион злотых польских. Господин канцлер, составьте дарственную запись[202]
.— Подниму целую Польшу, паду к ногам короля, соберу войско! — воскликнул Мнишех в восторге. — Но прошу вас, чтоб Северское княжество приняло герб моего рода…
— Как вам угодно, — примолвил Лжедимитрий с улыбкою.
— Чтоб я был независим от России и от Польши, — продолжал знаменитый гражданин республики, — чтоб мог держать свое войско, носить княжескую корону, иметь престол, быть неограниченным самовластителем; чтоб я имел право высылать послов, — сказал Мнишех.
— Все, что вам угодно! — отвечал Лжедимитрий. — Как тесть могущественного царя вы должны быть независимым. Я вам выхлопочу инвеституру[203]
на княжество от папы и императора. Но вы не помните о дочери своей, почтенный воевода! Я дарю ей княжество Псковское и Новгородское. Жена моя должна быть также владетельною особой. Теперь обнимите меня, отец мой, владетельный князь Смоленский и Северский!У воеводы в глазах потемнело от радости; он бросился на шею Лжедимитрию и воскликнул:
— Располагайте мною! Дети мои, имущество, я сам — все ваше! Клянусь равенством шляхетским, что я подниму на ноги всю Польшу. Кто не вооружится, чтоб доставить княжескую корону такому гражданину республики, как я!
ГЛАВА V