Читаем Димка полностью

Губка впитывает душистое мыло до пены. И вот я намыливаю Димку. Ему приятно: теплая вода с мыльной пеной; он даже покрывается пупырчатыми мурашками от удовольствия (я пустил горячую воду тоненькой струей). У детей очень нежная кожа: мягкая и гладкая. Губка нежно скользит по его телу. Тонкие струйки воды стекают по животу. Маленький смешной мальчик с большими серыми глазами. Боже, как же я его люблю, прости мне мою любовь. Чуть торчащие лопатки, худенькая, точеная фигурка. Стройные ноги, на которых чуть заметный пушок.

— Артем...

— А?

— Ты с нами останешься?

Я молчу. Молчит молчун, нечего сказать молчуну. Я знаю, что в сентябре мне уезжать: потому что работа, потому что много дел и друзей, оставленных по другую сторону границы. Потому что очень много «потому». Но как сказать об этом маленькому мальчику?

— Пока нет. Пока не уезжаю...

— Останься.

— Дима, положи голову...

Я кладу его на спину и намыливаю ему волосы: так, чтобы шампунь не попал в глаза. Он лежит недоверчиво, зажмурившись, и боится, что я отпущу руку. Тихий плеск воды из-под крана, запах шампуня и детского тела. Он такой красивый с закрытыми глазами, весь в мыльной пене, чуть дрожащий от моих прикосновений. В такие моменты сердце бьется очень быстро и в ушах начинает звенеть.

<p>10</p>

Нам не нужно говорить, чтобы чувствовать друг друга. Это происходит само собой. Может быть, так устроен мир, что есть совместимое что-то. Объединяющее. Объединяющее до такой степени, что человек становится родным. Твоей плотью и кровью. И немыслимо, как же дальше... и стараешься не думать о  том, что будет в этом самом «дальше».

— Артем. Ты меня любишь?

Он останавливается и смотрит на меня непонятным взглядом. Я смотрю на него. Он настойчив. Он ждет ответа.

— Люблю – Я пытаюсь ему улыбнуться. В голове тысячи кусочков разлетаются в разные стороны.

— Я тебя тоже. – Он шепчет очень тихо. Мне чуть слышно. Ветер шумит гораздо громче. Куда как громче.

<p>11</p>

Утром. За окном солнце разрывает лучами тьму. Серый воздух и холодно. Пахнет землей и клубникой. Тетя Оля видимо постирала белье: на черной веревке качается простыня.

Дима лежит на соседней кровати без трусов. Я не пойму, кто снял с него трусы. Наверное, Юля или тетя Оля. Под Димой постелена оранжевая клеенка. Он лежит без трусов на холодной клеенке. Встаю с кровати и беру его на руки. Перетаскиваю в свою постель, под теплое одеяло. Он спит крепко, только чуть изменилось дыхание.

Выхожу на кухню. Тетя Оля принесла парное молоко и пьет чай.

— Теть Оль. Почему Димка без трусов?

— Что?

— Почему он без трусов?

— Тема. Он ночью писает в постель. На него трусов не напасешься.

— Но зачем одеяло убирать? Он же замерз. Ночью же холодно!

— Тем, ты не с той ноги встал?

— Теть Оль. Дети могут писаться и от холода. И будить ночью не стоит. Пусть спит. Вы что совсем с ума посходили?

— Ну да. Ты же у нас самый умный.

— Если такое еще повторится, я его заберу с собой.

— Ну-ну-ну, так тебе Юлька его и отдаст.

Я молчу. Я знаю. Юля не отдаст. Никогда. Это ее мальчик, ее ребенок. Не мой, Дима ее. Она ради него будет даже жить с тетей Олей. Лишь бы было молоко и мясо. Она все стерпит. Терпеливая Юлька. Но со мной она не будет никогда. Никогда.

— А где Юля?

— Еще не приходила с ночного.

— Я куплю вам новое одеяло и новые простыни. Десять штук. Сегодня же поеду в центр и куплю. Может вам еще и памперсы купить, чтобы вы его не будили по ночам?

— Ты чего Тема? У меня, что простынь нет? Ты за кого меня держишь!

— Не кричи теть Оль. Димку разбудишь. Я сказал, что куплю, значит куплю. И книжку заодно про энурез.

Я наливаю себе молока в кружку. Рыжий котенок на подоконнике смотрит мне в глаза. Молоко холодное, просто ледяное. Зубы начинают болеть.

— А ты как, в России собираешься оставаться?

— Хотелось бы. Но не от меня зависит.

— Ты бы побыстрее. Кто его знает, что там у вас еще будет. Кстати, Генка звонил недавно.

— Чего хотел?

— Да что-то вы там с ним договорились. Он тебя вчера целый день ждал.

— А, ну да. Совсем забыл, теть Оль.

— Ты это... Тема... На меня не обижайся.

— Да я не обижаюсь теть Оль.

Я возвращаюсь к Диме. Он спит, поджав кулачок под щеку. Ложусь рядом с ним. Смотрю на часы: 05:18. Еще можно поспать три часа. Обнимаю его рукой. Его писюнчик холодный как лед. И такие же холодные ноги. Он открывает глаза от моих прикосновений.

— Артем?

— Да. Это я. Спи. Совсем замерз.

— Я описался?

— Да.

Он закрывает глаза. Обхватывает пальцами мою руку. Я смотрю на него. Смотрю на его подбородок, на его закрытые глаза, на его тонкие губы. Прижимаю его к себе покрепче и спустя несколько минут засыпаю. Со мной ему будет теплее. Теперь мы будем спать вместе.

<p>12</p>

За что я люблю Россию: такая большая страна и такая темная. Столько православных церквей. В одной только Туле, на одной только ее улице (кажется Советская), длиной несколько кварталов, я насчитал  три церкви. А как звонят колокола: сначала обязательно самый большой. Он разрывает воздух, и потом, следом за ним, россыпь тонких трелей – колокола поменьше. Гул времени.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное