Дин Рид: трагедия красного ковбоя

Однако вскоре после завершения Олимпийских игр ситуация в Восточном блоке ухудшилась. Катализатором этого стала Польша, в которой властям так и не удалось сбить волну забастовок. 14 августа началась забастовка на большой гданьской судоверфи имени Ленина, где бастовал весь 16-тысячный коллектив предприятия. Во главе этой акции оказался 36-летний рабочий-электрик Лех Валенса, который в ближайшем будущем станет лидером профсоюзного объединения «Солидарность». Привлеченные этим событием, в Гданьск толпами ринулись западные журналисты, чтобы уже в ближайшие дни расписать своим читателям то, что творится в одной из стран социалистического лагеря. Одна из таких заметок попалась и на глаза Дину. В ней ее автор с нескрываемой радостью сообщал, что «если бы Маркс ожил сегодня, он не поверил бы своим глазам: разгневанные рабочие в социалистической стране остановили работу портов, заводов и фабрик на всем Балтийском побережье».

Наблюдая за ситуацией в Польше, Дин в ужасе думал о том, как отреагирует на это дело Москва. «Неужели опять введет войска, как в 68-м в Чехословакии? Акция вроде бы вполне оправданная, но только не сейчас, когда советские войска воюют в Афганистане». К счастью, опасения Дина не оправдались и ситуация разрулилась мирными средствами. После того как первый секретарь ЦК ПОРП Эдвард Герек расписался в полном бессилии, да еще бросился за помощью к Западу (вновь принялся занимать деньги у западных банков), Москва решила отправить его в отставку. 5 сентября в Варшаве состоялся VI пленум ЦК ПОРП, который привел к власти Станислава Каню. После этого в Польше появилась шутка: «Лучше Каня, чем Ваня» (намек на возможный ввод советских войск). Ситуация в стране на какое-то время стабилизировалась.

Тем временем война в Афганистане и события в Польше активизировали антисоветские настроения на родине Дина, в США. К власти там рвался представитель крайне правого крыла республиканской партии Рональд Рейган, который в своих предвыборных речах обещал «поставить Советский Союз на место». Летом 1980 года Рейган заявил, что администрация Картера морально разоружилась перед Советским Союзом и проводит примиренческий курс на международной арене, а все администрации США предшествующего десятилетия, начиная с администрации Никсона, игнорировали необходимость перевооружения США в условиях роста коммунистической угрозы. «В поведении Картера в ходе переговоров с СССР я услышал жалкое постукивание зонтика Невилла Чемберлена по булыжным мостовым Мюнхена, – заявил Рейган. – Поэтому Договор ОСВ-2 следует положить на полку, и вообще переговоры с Советским Союзом никогда не должны превращаться в умиротворение. Не следует заблуждаться – за всеми беспорядками, происходящими в мире, стоит Советский Союз».

Рейган лукавил: например, за беспорядками в Польше стояли сами США со своими спецслужбами. Это был очередной капкан, который Запад начал расставлять для Восточного блока во второй половине 70-х. В нем было выбрано самое слабое звено – Польша, где была сильна роль католической церкви (во многом именно поэтому в 1978 году главой Римской католической церкви был выбран поляк Кароль Войтыла). Согласно хитроумному плану, Запад заманил польское руководство в долговую яму, рассчитывая таким образом убить сразу двух зайцев: сначала дестабилизировать ситуацию в Польше, а потом заставить Москву расплачиваться за ее долги (здесь Западу как нельзя кстати пришлась война в Афганистане, на которую Кремль тоже вынужден был тратить огромные денежные средства).

Между тем слова Рейгана пришлись по душе большинству американцев, которые тоже считали, что Картер капитулировал перед Москвой, нанеся имиджу такой сверхдержавы, как Америка, колоссальный урон. И это в то время, как Советский Союз захватывает все новые территории, наращивает свою военную мощь и распространяет свое влияние чуть ли не по всему миру.

Стоит отметить, что в противоположном от Рейгана лагере, демократическом, к его воинственной риторике относились без должного внимания. Когда 17 июля 1980 года на съезде республиканской партии Рейган был выдвинут кандидатом в президенты, первым ему позвонил Джимми Картер и поздравил с успехом. Позднее в своих мемуарах Картер так объяснит свой поступок: