Дина и просто Дина

Дина намеревалась ближе к дате сослаться на усталость или придумать любой другой предлог, лишь бы барбекю не состоялось, потому что только один вид Карлоса наводил упаднические мысли. Это и являлось вторым барьером. Карлос, как и положено истинному испанцу, был очень уж волосатым. Ну, просто с него можно было рисовать гомосапиенс во всей красе, а в раздетом виде и сам гомоэректус, не сомневалась Дина. Безусловно, его нации очень шла волосатость, служившая заодно солнцезащитным кремом с сотнею слоев защиты и, кстати, еще было неприятно, что этими доисторическими руками он то и дело пытался дотронуться то до плеча, то до локтя самой Дины. Ох уж эти южные замашки все пощупать и потрогать. А когда Дина отбегала на приличное, не пионерское, а прямо-таки комсомольское расстояние, Карлос принимался гладить просто Дину, которая таяла от массажей спины и воротниковой зоны в исполнении больших нежных мужских волосатых рук. Дина даже побаивалась, что может потерять питомицу. Ведь каждый день, хотела того или нет, Карлос обязательно показывался на глаза, то в доме друзей, то в ресторане, а то и вовсе предложил себя в качестве гида и стал с утра до ночи возить компанию по местным достопримечательностям. Дина только недоумевала, когда тот работает и что зарабатывает с таким свободным графиком работы? Но тут выяснилось, что так живет, по крайней мере, полстраны: некоторые магазины могли закрыться когда угодно, или вовсе не открыться, или открыться на полчаса позже положенного срока. Это не считая сиест и фиест, и еще забастовок и еще каких-то причин не выйти на работу. Дева Мария отправилась туда-то. Святой Николас вернулся оттуда-то. Пресвятая Белла появилась там-то. Каждый день грозил каким-нибудь праздником. Карлос и Хавьер на подобные вопросы только пожимали плечами и, неизменно жестикулируя своими мужественными волосатыми руками, принимались рассуждать о политике, мировой экономике, а потом опять переключались на местные красоты, под которыми понималась архитектура, традиции, виноделие и обязательно святые, которые всегда охраняли их край, то появляясь, то исчезая по своим важным в те времена делам. Что являлось явственным поводом отпраздновать сей поступок.

Кстати, про местные красоты и красоток. Дина не могла взять в толк, что именно так хвалят экскурсионные справочники, гиды (аборигенам-то понятно – свое болото казалось самым прекрасным) и сами туристы, постоянно фотографирующие «местную красоту», обшарпанную, дурно пахнущую, похожую на тюрьму, куда даже вездесущее испанское солнце проходило с трудом, и поэтому отовсюду торчала плесень и немытость.

– У нас так только бомжи живут, – брезгливо комментировала Дина хохочущей подруге, уже привыкшей к местной архитектуре и красоте, которые смотрели с каждой открытки, именуясь жемчужиной региона.

– Чтоб здесь жить, сначала надо сделать капитальный ремонт, а лучше снести все к чертям собачьим, – профессиональным взглядом строителя оценивала Дина, – а потом уже разрешать нормальным людям здесь жить.

– Дорогая, тут каждый кирпичик имеет свою историю. Удавятся, но никогда не позволят его тронуть.

Дина на это лишь пожимала плечами. Она бы удавилась жить в такой убогости, сырости, темноте, духоте, тесноте и странноте. Собственно, русские так и делали, строили себе современные красивые поселки, где все было широко, глубоко, светло и, как положено русскому характеру, с размахом.

Про красоток. То, что Карлос сразу положил на Дину свой черный, как смоль, взор, являлось логичным. Перестав смотреть на местные архитектурные красоты, в большинстве своем находящиеся в тяжелом, даже опасном, аварийном состоянии, Дина стала засматриваться на местных женщин и сразу же поняла, почему белые северные конкурентки пользуются таким спросом, что на них с аэропорта накидываются всякие Карлосы и Хуаны.

Ибо некоторых с трудом можно было назвать женщинами в привычном смысле этого прекрасного слова: бесформенные одежды, отсутствие элементарного макияжа, маникюра обезображивали. Да что там говорить! Дина у парочки заметила в волосах целые гнезда вшей.

– Это нормально, – комментировала Наташа. – Здесь вечная жара и совершенно другие нормы к гигиене. Здесь все проще, понимаешь?

Дина уже поняла, насколько здесь все проще, поэтому загорелые мужественные руки, пусть и волосатые, тянулись к женственным ухоженным запястьям, дотрагивались до шелка платья, невзначай ласкали тонкую белую шею. Всему этому хотелось посвящать красивые слова и дарить подарки. А красота взамен еще только расцветала и восхищала.

И Дина расцветала, тоже поддаваясь жаркому зною, сиесте, смакованию невообразимо вкусной еды, которой их потчевал Карлос. Что-что, а еда здесь служила религией. И вино! Длинный нос Карлоса и его волосатые руки, и черные южные глаза, настолько искренне и с любовью рассказывали, как надо обожать и восхвалять вино, что Дина, ранее не злоупотреблявшая, да и, в общем-то, не выпивавшая, тоже раскусила этот божественный напиток, согретый солнцем и морем. И загорелыми мужскими руками.