Динамика бессознательного

[625] Если принимать данную точку зрения всерьез, то это повлечет за собой своеобразные последствия. Мы обнаружим, что ценность психических фактов нельзя будет подвергнуть ни эпистемологической критике, ни научной проверке. Единственным выходом останется вопрос – существует сознательное содержание или нет? Если да, то оно достоверно само по себе. Естественная наука может быть привлечена, только когда мы делаем утверждение о чем-то, представленном во внешнем мире; к эпистемологической же критике мы обращаемся, лишь когда нечто непознаваемое выдается за познаваемое. Воспользуемся примером, знакомым каждому из нас. Естественные науки не смогли отыскать никакого «Бога», эпистемологическая критика доказала невозможность познания Бога, но психическое утверждает существование Бога. То есть Бог есть психический факт, непосредственно доступный опыту, иначе никто и никогда не рассуждал бы о Боге. Этот факт достоверен сам по себе, не нуждается в каких-либо внепсихологических доказательствах и не доступен ни для какой внепсихологической критики. Быть может, это самый непосредственный и именно поэтому самый реальный опыт, над которым нельзя насмехаться и который нельзя оспаривать. Только люди с плохо развитым ощущением действительности или упорствующие в своих заблуждениях могут отрицать эту истину. Пока восприятие Божества не требует всеобщего признания истинности или абсолютного бытия Бога, никакая критика невозможна, ведь иррациональный факт, например, существование слонов, критике не подлежит. Тем не менее восприятие Божества является относительно общим, поскольку едва ли не каждый в целом знает, что понимается под выражением «опыт познания Бога». Сей факт встречается довольно часто, и его должна признавать научная психология. Также мы не вправе попросту поворачиваться спиной к тому, что принято называть суевериями. Когда человек говорит, будто видел призрака, или считает себя околдованным (причем для него это не пустые слова), то речь снова идет о факте опыта, настолько общем, что всякому известно, каково значение слов «призрак» и «колдовство». Поэтому мы можем быть уверены, что и в данных случаях имеем дело с четко оформленным комплексом психических фактов, который как таковой «реален» ничуть не менее видимого мною света. Не знаю, каким образом возможно доказать существование призрака умершего человека в эмпирической реальности, и не могу вообразить, какими логическими методами удалось бы неоспоримо доказать продолжение жизни после смерти, но тем не менее приходится считаться с тем обстоятельством, что во все времена и во всех краях психическое притязало на знание о существовании призраков. Я должен это учитывать наряду с тем фактом, что многие люди полностью отрицают этот субъективный опыт.

[626] После такого довольно общего пояснения я хотел бы вернуться к понятию духа, которое мы не смогли описать с прежней, реалистической точки зрения. Слово «дух», подобно слову «Бог», обозначает объект психического опыта, существование которого во внешнем мире не может быть доказано и не может быть познано рационально. Таково значение этого слова в самом возвышенном толковании. Стоит нам избавиться от предрассудка, будто необходимо соотносить понятие либо с объектом внешнего опыта, либо с априорными категориями разума, как мы получаем возможность сосредоточить внимание и интерес на той странной и непознанной сущности, которая зовется «духом». В таком случае всегда полезно рассмотреть вероятную этимологию слова, поскольку нередко случается так, что история слова проливает неожиданный свет на природу психического факта, за ним стоящего.

[627] В древневерхненемецком Geist и в англосаксонском gast обозначали сверхъестественное существо, противопоставляемое человеку во плоти. Согласно Клюге[503], исходное значение слова вызывает сомнения, но оно как будто связано с древнескандинавским geisa («гневаться»), готтским us-gaisyan («выходить из себя»), швейцарско-немецким uf-gaista («быть вне себя») и английским aghast («объятый страхом, пораженный»). Эта связь подкрепляется иными оборотами речи. «Быть обуянным гневом» означает, что на человека что-то находит, овладевает им, понуждает, подчиняет себе, проникает внутрь, забирается в душу и т. д. На допсихологической стадии развития, да и в поэтическом языке, обязанном своей выразительностью жизненной первобытности, аффекты и эмоции персонифицируются в образе демонов. Быть влюбленным означает, что вас пронзила стрела Амура; что Эрида бросила яблоко раздора и т. п. Когда мы оказываемся «вне себя от гнева», то очевидно, что мы перестали быть собой, что нами овладел демон или дух.