Динамика слизи. Зарождение, мутация и ползучесть жизни

1. Он темен, потому что скрыт как природой (никто не может утверждать, что мы с нашим ограниченным разумом способны предугадать и охватить все детали устройства Вселенной), так и временем (мы оказываемся в невыгодном временном положении, пытаясь проникнуть в сам момент сотворения вещей), ведь причины большей части известной нам природы давно канули в глубокую реку забвения.

2. Он темен, потому что несет роду человеческому дурные вести об истоке (мы просто умные, прямоходящие и пользующиеся орудиями труда приматы, которые возникли в результате серии удачных биологических и космологических прорывов), смысле нашего существования (с точки зрения телесного устройства мы лишь мясные куклы) и нашей конечной участи (Земля погибнет, и, скорее всего, мы погибнем вместе с ней, а если нет, то в конце концов погибнем вместе с Вселенной).

3. Он темен на эстетическом уровне и на уровне опыта, поскольку наше психологическое и феноменальное существование становится все темнее и враждебнее по отношению к нам самим и нашим восприятиям, учитывая разрушительность времени и пространства.

Большей частью этот текст будет направлен на доказательство третьего пункта, прежде всего фокусируя внимание на биологических науках и примерах из них, рассматриваемых через призму массовой культуры с ее обширной коллекцией зловещих артефактов.

В первой главе книги мы постараемся овладеть интернальностью[35] тёмного витализма посредством описания невидимой, беспорядочной и внутренней продуктивности жизни, для чего привлечем в качестве примеров орды митохондрий, болезнетворных бактерий и вирусов. Я рассмотрю такие фильмы, как «Эпидемия» (Outbreak), игры в жанре survival horror (Space, Resident Evil, Parasite Eve)[36] и реальные примеры вирусов, чтобы проиллюстрировать ужасающую интериорность микроскопической склизкости человеческих существ. А также, следуя книге Коэна и Стюарта «Коллапс хаоса» и биофилософии Кита Анселла-Пирсона, я рассмотрю то, как эта тема соотносится с проблематикой имманентности и эмерджентности.

Затем, во второй главе, я перейду от интерьера к экстерьеру, рассмотрев пространственную ползучесть грибовидной жизни и обсудив различные тексты в жанре «странной литературы» (weird fiction), написанные Томасом Лиготти, Уильямом Хоупом Ходжсоном и Стенли Вейнбаумом, с целью продемонстрировать тревожащую пространственность плесени и грибка. Я рассмотрю рассуждения Резы Негарестани о разложении и гниении, а также выступлю против признания феноменологического и человеческого преимущества при концептуализации жизни.

В третьей главе я приведу аргументы против теорий Земли, вдохновленных гипотезой панспермии[37], а также против ограничения порождающих функций жизни со стороны антропоморфизма. Я рассмотрю неограниченный органицизм монстров из научной фантастики (зергов, вида 8472, тиранидов и йуужань-вонгов), а также расу Древних из рассказов Г. Ф. Лавкрафта, чтобы продемонстрировать межпространственный ужас органического. Здесь нам вновь придется обратиться к проблематике витализма, в связи с чем я остановлюсь на рассмотрении философии Шеллинга и на работах Иэна Гранта об этом философе.

В заключении мы попробуем разобраться в природе ужаса посредством обсуждения пузырька Зигмунда Фрейда, ламеллы Жака Лакана, «склизкой» натурфилософии Лоренца Окена, а также небольшой работы Иэна Гамильтона Гранта «Бытие и слизь», описывающей отношения слизи и мышления. Завершим же все это призывом к распространению ктулхоидной этики Резы Негарестани, а также выводов из «Разнузданного ничто» — книги Рэя Брассье, в которой тот призывает к космологическому расширению фрейдовского влечения к смерти.