Читаем Динамика слизи. Зарождение, мутация и ползучесть жизни полностью

Как показывают биолог Джек Коэн и математик Иэн Стюарт в совместной работе «Коллапс Хаоса», трудность состоит в уяснении сложности простого. Эмерджентизм часто противопоставляют редукционизму — теории, утверждающей, что феномены могут быть объяснены через их более простые компоненты и что «у набора взаимодействующих компонентов могут якобы спонтанно развиться совокупные свойства, которые никак не были выражены в его отдельных частях»[14]. Однако, отвергая крайний редукционизм, Коэн и Стюарт показывают: без понимания того, что подразумевается под простотой, под простыми компонентами, под микроуровнем, эмерджентность значит немногое. Они признают, что люди склонны к созданию паттернов путем сглаживания в наблюдаемом ими мире[15] незаметных колебаний и что паттерны в конечном счете идеальны.

С другой стороны, касательно жизни редукционизм отвечает на вопрос «как», а не на вопрос «почему», поскольку он не принимает во внимание результат обратного воздействия внешней среды на развитие живого. В качестве примера Коэн и Стюарт приводят сравнение глаз травоядных животных с глазами плотоядных. Они утверждают, что хотя редукционистское объяснение показало бы нам, как глаза развивались с точки зрения ДНК и биохимии, оно не смогло бы объяснить того факта, что в процессе эволюции выживали травоядные с глазами, расположенными по бокам головы, чтобы лучше видеть хищников, тогда как плотоядным эволюционно было более выгодно иметь глаза, смотрящие вперед и приспособленные для охоты[16].

По большому счету Коэн и Стюарт показывают, что эволюция и эмердженция сформировали такой ландшафт, где пространство и соперничающие друг с другом виды создают мосты и перегородки, которые ведут к конвергенции, превосходящей контингентность[17] в различных экосистемах[18]. Выводы, делаемые Коэном и Стюартом из этих аргументов, приводят к утверждениям о человеке, которые, как кажется, близки к некой форме антропоцентризма. Они пишут: «Паттерны, которые воспринимает наш мозг, являются точными репрезентациями обширных пластов реальности, потому что наш мозг и наши органы чувств эволюционировали именно таким образом»[19]. По-видимому, этот аргумент не учитывает слепую природу человеческой эволюции, предполагая превосходство конвергенции над контингентными и случайными факторами последней. То есть переход между животными, с их стратегически удачно расположенными глазами, и людьми, обладающими мозгом, который, пусть даже и опосредованно, постигает глубинное устройство Вселенной, представляется до некоторой степени туманным. Современный философ Рэй Брассье, к работам которого мы перейдем в конце этой книги, комментирует данную проблему, пусть и смещая ее в сугубо философский контекст: «Главное препятствие, стоящее на пути подлинно научного понимания этого мира, состоит в том, что наш вид обладает врожденной склонностью к обработке информации посредством эпистемологических механизмов, неизменно включающих в себя операцию вычитания из физического целого, которое в своей целостности не воспринимается органами чувств»[20]. Проще говоря, человеческое знание, полученное путем наблюдения, ограничено тем фактом, что мы мыслим и наблюдаем мир в соответствии с нашими заботами и способом восприятия.

Когнитивист Гари Маркус в работе «Клудж[21]: слепая эволюция человеческого разума» утверждает, что человеческий мозг представляет собой сколоченную на скорую руку несовершенную машину, для которой приспособление и развитие в первую очередь являются реакцией на опасность, и что наш разум всегда строится поверх предсуществующих структур[22]. Согласно Коэну и Стюарту, конвергенция указывает на более глубокие структуры, которые и обуславливают ход конвергенции; согласно Маркусу, окружающая среда легко уводит наш мозг от сколько-нибудь глубокого понимания Вселенной к «быстрым и грязным» тактикам выживания, актуальным в краткосрочной перспективе[23].

Проблема, стало быть, в навигации между редукционизмом (не способным объяснить возникновение ряда феноменов), механицизмом (не оставляющим места подлинной новизне) и эмерджентизмом (потенциально соскальзывающим в объяснение эмердженции через посредство своего рода «чуда») без впадения в антропные утверждения о природе Вселенной или в нереалистичное восхваление наших познавательных способностей. В то время как мы могли бы согласиться с тем, что разум обусловлен тонкими структурами (fine structures)[24] и законами, но не может быть выведен из них, сам факт этого не превозмогает действия таких тонких структур[25]. Мы не можем утверждать, что эмерджентность онтологична по отношению к жизни, но только что она эпистемологична[26]. Вопрос в том, как именно мы отделяем способности нашего разума от реальности Вселенной, или насколько естественно сознательная мысль пребывает в гармонии с Вселенной и пребывает ли вообще.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исследование ужаса

Динамика слизи. Зарождение, мутация и ползучесть жизни
Динамика слизи. Зарождение, мутация и ползучесть жизни

Слизь во всех ее проявлениях и истечениях может быть названа «неудобным феноменом». Липкие, тягучие и аморфные субстанции; подрагивающие и упругие сгустки — комки протожизни; вязкие смеси, коллоиды и эмульсии; ил, грязь, топь. С точки зрения привычных для человека способов схематизации восприятия все это — маргиналии жизни, ее отбросы, долгое время пребывавшие также на периферии философии, искусства, литературы или даже науки. Но по мере того как существование лишается своих антропоцентрических иллюзий, вечное возвращение слизи оказывается все более навязчивым и интенсивным. Что если низменная материальность слизи получит права до того бывшие уделом только привилегированных сущностей и материй? Что тогда слизь сможет «сообщить» об устройстве реальности? Книга американского философа Бена Вударда посвящена концептуализации ответа на данный вопрос. Импульсом к этой концептуализации служит сопутствующий склизкому существованию ужас разлитой безындивидуальной жизни, динамика которой делает зыбкими различия между индивидуацией и индивидуальностью, неорганическим и органическим, однородностью и проступающей сквозь нее разнородностью. Формой — «тёмный витализм», согласно которому эти уже-неразличимости впоследствии дифференцируются под действием сил пространства и времени путем распространения сетевой запутанности (вместо сложности), свертывания-развертывания (вместо развития) и повторения (закрепляющего патологию вместо структуры). Материалом — фильмы и литература ужасов (от У. X. Ходжсона и Г. Ф. Лавкрафта до Томаса Лиготти), натурфилософия XIX века, графические романы, спекулятивный реализм, современная наука, а также видеоигры.

Бен Вудард

Философия / Образование и наука
Нечто. Феноменология ужаса
Нечто. Феноменология ужаса

Используя темы и образы пустых космических пространств, мрака и холода, экстремальных для жизни условий, ископаемых и археологии, а также опираясь на идеи таких философов, как Э. Гуссерль, Э. Левинас, М. Мерло-Понти, чьи построения разбираются путем рассмотрения боди-хоррора 50-80-х годов (от В. Геста и Р. Бейкера до Дж. Карпентера и Д. Кроненберга), современный британский философ Дилан Тригг разрабатывает свой проект не/человеческой феноменологии, призванной продемонстрировать возможности феноменологии мыслить иное и чужеродное за пределами якобы неразрывной для нее связи бытия и мышления. Тем самым появляется возможность говорить не только «от имени нечеловеческих сфер», но и дать «не/человеческому в человеческом говорить за себя». Не/человеческое — странное и пугающее переплетение человеческого и нечеловеческого — последовательно проводится через несколько стадий осмысления в качестве истока нашего тела: чуждость истока и его космическое происхождение, сопровождамое чувством вселенского ужаса; темнота истока и его «рассеянность» относительно субъекта как сокрытость в населенной призраками прошлого и пронизанной жутью ночи с присущей ей анонимной материальностью; телесная плоть как исток, демонстрирующий, что самая близкая нам вещь, собственное тело, оказывается одновременно самым далеким от нас нечто; и, наконец, сама плоть, «расползаясь» за пределы тела, понимается как онтологическое начало, которое возвещает о пришествии анонимной материальности в космическом масштабе — сразу и соединяющей и разделяющей вещи этого мира. Ужас, таким образом, «обретается не в предстоящем вымирании, но в предшествующем нам истоке».

Дилан Тригг

Философия / Образование и наука
Weird-реализм: Лавкрафт и философия
Weird-реализм: Лавкрафт и философия

Невозможно спорить с тем, что к началу третьего тысячелетия писатель «бульварных ужасов» Г. Ф. Лавкрафт стал культовой фигурой. Из его мифов была воссоздана вселенная вселенных любого мифотворчества в современной культуре. Сложно спорить с тем, что Лавкрафт является великим американским писателем. Наряду с По, Торо, Меллвилом, Твеном, Уитменом и др., его произведения с 2005 года входят в «Библиотеку Америки». Но разве все это не влияние духа времени? Сопоставим ли Лавкрафт по своему стилю с такими писателями, как Пруст и Джойс? Американский философ Грэм Харман отвечает: «Как минимум». И если господствующей фигурой предыдущей философии (во многом благодаря Хайдеггеру) был «поэт поэтов» — Гёльдерлин, — то фигурой новой, реалистической философии должен стать Лавкрафт. Прочтение Харманом Лавкрафта интересно сразу в нескольких смыслах. Во-первых, речь идет о демонстрации своего рода стилистической прибавочной ценности, которая делает невозможной сведение рассказов Лавкрафта к их буквалистскому прочтению и за которой стоит неповторимая техника писателя. Во-вторых, эта техника связывается с лавкрафтовским умением выписывать в своих произведениях зазоры, соответствующие четырем базовым напряжениям собственной, объектно-ориентированной философии Хармана. Наиболее характерны здесь — аллюзивность (намек или серия намеков на тёмные, скрытые и не сводимые ни какому описанию реальные объекты вроде статуэтки Ктулху или даже Азатота, «чудовищного ядерного хаоса») и кубизм (язык намеренно перегружается избыточностью планов, срезов и аспектов описываемого объекта, например антарктического города в «Хребтах безумия»). И в-третьих, вопреки формализму любого рода, нельзя забывать, что Лавкрафт — это прежде всего писатель ужасов и порождаемые им каскады аллюзий и нагромождения вычурных описаний ведут нас к маняще-пугающим сторонам реальности.

Грэм Харман

Философия

Похожие книги

Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука