Динамит для сеньориты

Из дверей дружно высыпал весь отряд. Бойцы окружили Артура и стали о чем-то его расспрашивать. На меня никто внимания не обратил, возможно, просто не заметили. Артур подтолкнул меня вперед и попросил переводить. Как только я сказала первое слово, все головы повернулись. Круг сомкнулся, всем хотелось посмотреть на новую переводчицу. Впереди оказался высокий широкоплечий молодой человек. Его окликали «Тримотором», кличка явно подразумевала трехмоторный бомбардировщик. В действительности его звали Хосе Муньос Гарсия, и он был официальным командиром отряда. Голос у него был глуховатый, но довольно сильный. Речь неторопливая, но из того, что он говорил, я ничего не поняла. Артур меня успокоил:

— Наши ребята — андалузцы, у них свое наречие, скоро ты начнешь их понимать.

На следующий день мы поехали в штаб фронта. В центре города душно. С моря наплывают волны теплого воздуха с запахом рыбы от причалов, водорослей, выброшенных на берег прибоем, и мокрого дерева. Площадь перед штабом была пуста, но в штабе шла напряженная работа.

В просторной неуютной и темноватой комнате, куда мы вошли, слышалось гудение работающего телетайпа. Около него сидел широкоплечий, немного сутулый пожилой человек с явно славянскими чертами лица, зоркими умными глазами и поредевшими светлыми волосами. Это был советник фронта полковник В. И. Киселев. Рядом с ним я увидела невысокую девушку с каштановыми кудрями, розовыми щечками и печальными карими глазами. Вглядевшись, я узнала свою подругу по институту Машу Левину, бывшую старосту группы. Благоразумную и тихую Машу я никак не ожидала увидеть во фронтовой обстановке, но и здесь она выглядела спокойной, хотя озабоченность наложила на лицо морщинки. Мы обе очень обрадовались и, пользуясь тем, что нашим начальникам для разговора переводчиков не требовалось, начали толковать о своих делах. Однако к тому, о чем говорили начальники, я тоже прислушивалась.

Киселев, наскоро обменявшись с Артуром несколькими фразами, вернулся к телетайпу. Он был на связи с Генеральным штабом. Связист передавал донесение о положении на фронте. Киселев начал диктовать шифровальщику дополнение для передачи главному советнику Яну Берзину. Заканчивалось оно весьма неутешительно: «Положение становится критическим. Противник ввел в бой итальянский экспедиционный корпус, насчитывающий более двадцати тысяч солдат; кроме того, в наступлении участвуют около пяти тысяч легионеров — отборное фашистское формирование и марокканская конница численностью до пятисот сабель. Данные разведки уточняются. Главный удар противник наносит на Малагу, наступая в направлениях: Гранада — Альгама — Велес-Малага с северо-востока; Ронда — Малага с северо-запада и вдоль побережья Средиземного моря от Марбелье. Одновременно противник перешел в наступление на всех участках фронта. Вдоль берега курсируют три крейсера противника, возможен десант морской пехоты, предположительно в районе Фуэнхирола южнее Малаги. Береговых укреплений нет. Ближайшие подступы к городу удерживают отряды численностью до пятнадцати тысяч человек. В самом городе пять тысяч бойцов без винтовок. Анархистские части не боеспособны, действия нашей авиации ограничены отсутствием аэродромов для бомбардировочной авиации и в горах малоэффективны, боеприпасы на исходе, связь затруднительна. Удержать город в этих условиях невозможно…».

Донесение было похоже, скорее, на оправдание предстоящей сдачи города. Вообще, вся территория, на которой еще держались в Андалузии республиканцы, представляла собой узкую полосу побережья километров двести протяженностью, не защищенную ни береговой артиллерией, ни флотом, ни авиацией. Может быть, советник сгустил краски, чтобы выхлопотать в Генштабе подкрепление? Предположение звучало заманчиво, но надежды на это практически не было. Вернее всего, так все и было. Мне рассказывали, что когда генералу Клеберу предложили возглавить оборону Малаги, он ответил: «Я не хочу быть генералом поражения». Киселев закончил свой рапорт, подождал, пока он будет зашифрован и передан, потом молча взял свою фуражку, кивнул головой Маше и направился к дверям. Мы с Артуром последовали за ним. Видно, мне придется приобретать боевой опыт в отступлении…

Была ночь. Веяло спустившейся с гор прохладой. Шуршали тяжелые пальмовые листья, да изредка раздавались шаги патруля. Дом, в котором жили советники, стоял особняком в глубине сада, окруженного высокой чугунной решеткой. Широкая мраморная лестница вела прямо в столовую, временно расположенную в вестибюле. К ужину подали на плоских тарелках горстку каких-то ракушек. Внутри — маленький сморщенный кусочек моллюска, по вкусу напоминающий мясо. Я погремела этими ракушечками и осталась голодной. Пришлось просить добавки. Маша начала смеяться. Она уже привыкла к испанской кухне, а я в авиации была избалована русскими борщами. Сразу после ужина пошли спать.