Динамит для сеньориты

Все бойцы укрылись за поворотом, и около ямы остались только Артур, Молина и я. Яма была заполнена. Молина присыпал ее сверху и еще немного утрамбовал. Снаружи остался только конец бикфордова шнура. Артур сказал, что он будет гореть две минуты, за это время надо успеть укрыться.

— Переведи это Молине.

Я глотнула набежавшую от волнения слюну и смерила глазами расстояние до поворота, а перевести забыла. По моим представлениям, самым коротким отрезком времени было пять минут, а две… Я умоляюще посмотрела на Артура: неужели нельзя немного больше двух минут? Он понял мое смятение и ободряюще улыбнулся. Это привело меня в чувство.

— Две минуты! — крикнула я Молине, когда Артур подвес спичку к бикфордову шнуру, и махнула рукой в сторону поворота.

Услышав слабое потрескивание загоревшегося шнура, я сорвалась с места и первой бросилась к повороту. Забежав за скалу, где уже укрылись другие бойцы, я присела на корточки и зажала уши. Взрыв раздался, когда мне уже надоело ждать. Все побежали обратно к мосту. Нас постигло разочарование: яма увеличилась, но мост не дал даже трещины. Пришлось повторять все сначала. После второго взрыва образовалась огромная дыра, но мост не рухнул и никогда не рухнет. Наверно, он выдержит еще не одно столетие и не одну войну. Вкладывать туда остатки динамита не имело смысла, а для техники мост стал непроходим. Конечно, ненадолго, но в данной обстановке было важно выиграть хотя бы несколько часов.

Железнодорожный мост оказался более податливым: после взрыва несущая балка сдвинулась с опоры и осела. Все — поезд не пройдет, а для восстановления потребуется специальная техника…

Со всей работой мы справились часа за три-четыре. Противник не показывался, разведка тревожных вестей не приносила. Бойцы побежали к ручью мыться, командир разрешил позавтракать. Вскоре все расположились на траве, разостлали большие цветные платки и начали делить что-то похожее на омлет. Я ничего поесть не захватала и отошла в сторонку. Артур стоял над дырой, что-то прикидывая в уме, потом спустился вниз, осмотрел основание поста и, поднявшись, подошел ко мне.

— В следующий раз ты должна позаботиться о продовольствии, — сказал он строго.

«Мог бы и сам позаботиться», — подумала я, но промолчала. В это время меня окликнул Клаудио. Второго приглашения я ждать не стала. Мне дали большой кусок омлета с картошкой и луком, пахнущий оливковым маслом, но это аппетита не испортило. Я быстро расправилась с куском и потом с удовольствием наблюдала, как ребята пили воду из кожаных мешочков, которые носили на поясах. Они поднимали их высоко над головой, открывали рот, и тонкая струя воды попадала удивительно точно между двумя рядами зубов. Мне тоже захотелось попробовать, но оказалось, что с открытым ртом глотать совершенно невозможно даже в том случае, когда в рот что-нибудь попадало. Большая часть воды вылилась мне за пазуху. Никто не смеялся, мои новые товарищи были очень деликатными.

Неожиданно где-то неподалеку раздался отчаянный поросячий визг. Обернувшись, я увидела у плетня группу наших бойцов. Кроме визга, доносился топот и смех. Когда я подошла, Ретамеро держал одной рукой за ногу небольшого поросенка, пытаясь другой подхватить его под брюхо.

— Зачем ты взял поросенка?

— Так он ничей, люди из этого дома ушли.

— А вдруг хозяин вернется?

Ретамеро смутился, но продолжал крепко держать поросенка. Остальные стояли молча, но в их глазах ясно читалось: поросенок к обеду совсем не будет лишним.

— Видишь ли… — начал Ретамеро, осторожно подбирая слова, — я встретил хозяина на дороге, он сказал: «Если увидишь черного поросенка — бери, я все равно не вернусь…». Сразу не подберешь ответа. Видали вралей, сама совру не моргнув, но такого! Тем временем поросенком завладел Энрике.

— Я отнесу его в хлев, — торжественно заявил он и скрылся за изгородью.

На обратном пути, преодолевая сон, я осматривала окрестности. Перед глазами проходили печальные картины: по-зимнему темные склоны гор, потемневшая трава на обочинах дороги, над ними сухое белесое небо. Все идут и идут отступающие в тыл бойцы. Иногда на дороге стихийно собираются митинги и так же внезапно кончаются. Заметно, что солдаты отступают неохотно. Они продвигаются медленно, с большими остановками, и мы часто останавливаемся, говорим с бойцами, разыскиваем офицеров. Отступающие не имеют представления о том, что делается на оставленных позициях. Некоторые считают, что их позиции уже заняты противником. Когда мы говорим, что были у мостов час тому назад и фашистов не видели, нас слушают с недоверием. Большинство убеждено в том, что им предстоит оборонять город на ближних подступах. Другие думают, что город давно сдали и надо двигаться в Мотриль, что километрах в ста от Малаги по дороге на Альмерию.