Динамит для сеньориты

— Нет, я сначала думал, что это наш контрольный пост, и приветствовал их, как положено. Когда те сказали, что они «красные», и велели слезать с коней, в них выстрелил вестовой. Ваши разведчики открыли огонь и убили его, а я спрыгнул на землю, но убежать не удалось. Я без возражений последовал за вашими людьми, хотя у меня прострелена нога.

Мне подумалось, что это очень крепкий парень. У нашего автомата калибр девять, наверно, сапог полон крови.

— Вы разрешите мне сделать перевязку? — спросил он, поморщившись.

— Сейчас вас осмотрит врач и будет оказана помощь.

Через минуту конвойный ввел следующего, а раненому разрешили идти.

— Меня расстреляют? — спросил раненый, обернувшись с порога.

— Не думаю, — ответил Артур, — но это зависит не от меня.

Вторым был тщедушный молодой парень без знаков различия. Быстрые вороватые глаза, тонкие злые губы. Артур не предложил ему сесть. Этот пытался придать своему лицу угодливую улыбку. Ничего не получилось. Лицо подергивало судорогой, в глазах застыл страх. На вопросы он отвечал торопливо и явно лживо, представлялся рядовым недоумком, мобилизованным против желания. Хосе и Ретамеро внимательно следили за допросом. Осмотр документов и личных вещей не внес никакой ясности в вопрос о личности пленного. Заметив это, Хосе приоткрыл дверь и сказал что-то стоявшему в коридоре Сальвадору. В дверь просунулась рука с каким-то небольшим предметом, и Хосе знаком указал мне, чтобы я взяла. Я встала и подошла к двери. Пленный не посмел оглянуться, но как-то сжался.

— Это портмоне он выбросил при задержании, — тихо сказал Сальвадор, кивнув головой в сторону пленного. — Он не знает, что мы его подняли.

Вернувшись на свое место, я стала рассматривать находившиеся в портмоне бумаги, положив их на колени так, чтобы пленный не видел.

— Почему вы не носите знаков различия? — продолжал допрашивать Артур.

— Я направлялся в отпуск, и потом — я ведь не офицер.

— Командиру батальона представили вас в штабе как офицера,

— Возможно. Я не обратил внимания.

Между тем я развернула одну из бумаг. Документ был напечатан на хорошей плотной бумаге с печатями. В нем говорилось, что лейтенант республиканской армии такой-то перебежал на сторону фашистов и представил штабу корпуса ценные сведения и что ему объявляется благодарность. Тем временем пленный продолжал врать. Я быстрым движением руки положила портмоне с развернутой бумагой на стол и посмотрела на пленного. Он вздрогнул и заметно побледнел. Все понятно: узнал свое портмоне.

— Что это такое? — спросил Артур.

Я перевела ему содержание бумаги. Минуту длилось молчание. Потом пленный тихо сказал, не поднимая глаз:

— Я бы хотел исповедаться, если можно.

— Можно, — коротко бросил Артур и приказал вывести пленного.

Через три дня ко мне пришел Ретамеро. Вид у него был обиженный и растерянный. Он молча протянул мне свежую газету с большей статьей, отмеченной на полях красным карандашом, и терпеливо выждал, пока прочту.

— Хосефа, смотри, здесь один лейтенант присвоил себе всю нашу операцию… Он командует ротой на том участке, где мы переходили фронт, и провожал нас до переднего окопа, но дальше мы его не взяли.

Я тоже возмутилась нахальством этого лейтенанта и побежала к Артуру. Узнав, в чем дело, он ничуть не огорчился. Мне даже показалось, что он остался доволен.

— Очень хорошо, — сказал он, когда я кончила читать статью. — О нас меньше будут говорить.

— Но ведь ребятам обидно!

— Тем, кто намерен собирать аплодисменты, в разведке делать нечего. Говорить и писать будут не о нас… Пойди и объясни это бойцам.

Конечно, Артур был прав, и все-таки обидно.

Вечером Артур предупредил, что с утра поедем на позиции. Наверно, он уже наметил подходящий участок и хочет посмотреть его на местности. Утром, наскоро проглотив горох, спешу в отряд. Вскоре показалась и машина Артура. К нашему удивлению, он приехал не один. За ним из машины вышел высокий белокурый молодой человек в простом сером костюме.

— Капитан Базиль (Василий Цветков. — Е.П.), сапер.

Мы поздоровались и вопросительно посмотрели на Артура. Гостей у нас обычно не принимали, и случай был исключительный.

— Некоторое время побудет у нас, чтобы освоиться с условиями работы, и подучит подрывному делу.

Я перевела бойцам, что приехал инструктор-сапер и будет с ними заниматься. Капитан очень приветливо улыбался, но в разговор не вступал, по-испански, видимо, не говорил.

— Если хотите, можете остаться в казарме, скорее научитесь объясняться с бойцами, но на операцию я вас пока не возьму, — сказал Артур.