Динара

Кутман уходит. Ему завтра утром вставать. Время раннее. Мне спать не хочется. Скучно. Я не ухожу в комнату, достаю из рюкзака свой толстый синий блокнот, куда записывал наброски к будущим рассказам. Не успел написать одно предложение, как в кафетерий вошёл Абу. Он пьян больше, чем я. Наверняка зашёл поплакаться. Уж лучше Абу, чем одиночество.

– Братан, вот вы где! – Заревел он как поросёнок. Прежде чем ныть, он внимательно оглянулся. Кроме нас, в кафетерии никого.

– Что случилось? – Я поощряю его нытьё, делая участливый вид. Настолько мне скучно.

– Бл…. Я зае…ся. Всё зае…ло.

– Подробнее и с расстановкой! – Расплылся я в улыбке.

– Я тут посчитал – платят нам здесь двести восемьдесят баксов. Один раз я должен оплатить компании триста пятьдесят баксов. Получается, я отдам им больше, чем мой месячный оклад, – скулит Абу, одним вдохом загоняя свои сопли снова в нос.

– Получается, что так. Мои соболезнования, – издеваюсь я над ним.

– Ни капли не смешно! Я устал от всего этого дерьма!

– Абу, ты не один такой – вся страна в нищете. Посмотри на нашу Львушку². Видел там парней с сумками? А сколько их на Ошском рынке! У них нет ни образования, ни работы. Всё, что есть в их жизни – это разгрузка вагонов и жума намаз³. Они одеты в отрепья и готовы работать на три часа больше, если их накормят.

– Нурик-братан, а вы откуда знаете?

– Я был среди них, разгружал фуры, когда был разнорабочим в мебельном магазине. Повезло, вагоны разгружать не приходилось, моя нежная спина бы не выдержала. Я общался с ними, я знаю о них немного. Когда на улице +40 – они на скамейках, когда -15, они под мостом. Радость для них – это посидеть на корточках покучнее, порубиться в карты и разделить лепёшку на восьмерых. Каждую зиму некоторые из них теряют конечности от холода. Это не значит, что мы лучше и счастливее их, эти парни далеко не грустные – они улыбаются искренне. Но их труд тяжелее нашего, чисто физически. Нам не стоит плакать, давай лучше найдём хоть одну светлую сторону и будем радоваться ей.

Абубакиру полегчало. Он осознал, что есть люди, которым живётся ещё хуже. После таких утешений становится легче.

– Разве есть в нашей жизни светлые стороны? – Всхлипнул он.

– Без сомнения, есть. Не каждый видел Турцию, а мы её ощутили сполна. Вдоль и поперёк. Завели друзей. Гоняли в футбол.

– Я не играю в футбол.

– Это твои проблемы! – Смеюсь я с издёвкой.

– Смешнее некуда, – улыбается он.

Он снова всхлипывает.

– Представь себе, чью-то жизнь прерывают на первом месяце после зачатья, кто-то умирает в момент рождения, а мы нежились на пляжах Средиземного моря, пили виски целыми вёдрами, лопали турецкую еду. Здесь я влюбился и попытался дотянуться до звёзд. Всё не так хреново, Абу.

– Так, так, так! В кого вы влюбились?

– Кто меня просил трепать языком? – Улыбаюсь я.

– Рассказывайте!

– Х…й тебе! – Показываю я ему средний палец, – что-то должно остаться при мне.

Мне хотелось поболтать с кем-нибудь о своих чувствах к Динаре. Я был почти в том же состоянии, что и Абу. Я с трудом держал язык за зубами.

– Ничего себе, братан влюбился! Ушам не верю.

– Я не имею права влюбляться?

– Просто не ждал такого.

– Ладно, давай забудем.

– Меня не устраивает моё положение! – Вновь завёлся он.

– Какое положение?

– Это положение!

– Что с ним не так, с положением? – Допытываюсь я.

– Сами посудите! Вот так проходит наша молодость, убираем грязные тарелки за туристами. Гнём спину.

– Наш путь самый сложный, но он верный и единственный. В конце нас ждёт приятный бонус. Он для самых стойких.

– Да? Какой бонус?

– Ты знаешь, о чём я, – я еле сдерживаю хохот.

– Рассказывайте!

– По-турецки это называется maaş⁴, тысяча шестьсот лир – это примерно двести восемьдесят долларов.

Абу завизжал от смеха.

– Смешные деньги. Я отправлю их в Бишкек своим родителям, этого им хватит дней на десять. Потом я даже не представляю, что будет. Какой смысл во всём этом? Зачем всё это?

– Это же романтика. И вообще, ты счастливчик, Абу! Тебе выпала большая честь жить и работать рядом со мной – Нургазы Асановым, нищим романтиком, демократом до мозга костей, грозой всех девушек, времён и народов. Ты дышал одним воздухом с великим вольнодумцем и мечтателем. Если доживёшь до старости, если сможешь сделать детей, а они – своих детей, то ты скажешь внукам: когда-то в Турции я работал вместе с неподражаемым и несгибаемым Нургазы Асановым.

Абу хохочет.

– Насчёт нищего романтика согласен, про демократа тоже, но чтоб гроза всех девушек!

– Так и есть, дружище. Я будоражу девичьи сердца, Абу. Будь осторожен, юный сопляк! Не успеешь выпустить газ из задницы, как твоя жена уже в моём списке, а твой сыночек уж больно похож на меня – особенно, глазами!

Абубакир выдерживает паузу, чтобы переварить услышанное. Оба смеёмся. Так мне исполнилось двадцать семь.

1 – (кирг. – любимая)

2 – (Улица имени Льва Толстого в центре Бишкека – известна тем, что на длинном её отрезке на обочинах

небольшими группами стоят молодые люди. Они ожидают появления работодателей и берутся за

любую работу. Все они, как правило, с юга республики.