Итак, сестры Констанция и Анастасия играли свою и довольно специфическую роль в династической политике брата. Поскольку конечной целью императора было установление прямой кровнородственной династии с наследниками в лице сыновей, он не мог верить в долгосрочную перспективу политических союзов, которые вынужден был заключать в ходе политической борьбы. Однако для укрепления сиюминутного положения он упрочнял эти союзы родственными узами. Лициний, впрочем, превратился в потенциального соперника сразу после 313 года, а Бассиан изначально выглядел промежуточной фигурой. Таким образом, сестры стали не просто инструментом, но жертвой династической политики Константина. В перспективе их браки обнаруживали опасность создания параллельных императорских династий – в качестве примера можно вспомнить Лициния-мл., который был устранен даже после лишения титула цезаря. С установлением единовластия Константин окружил сестер почетом, в чем можно видеть попытку загладить свою вину. Впрочем, попытка эта не лишена некоего формализма, так как Константин жестко распределил почести в соответствии со статусом сестер (жена правившего августа дала имя целому городу; жена цезаря-десигната – только комплексу терм). Кроме того, на основании имеющихся данных мы видим, что эти сестры более не вышли замуж, хотя им это должен был позволять возраст, а брак третьей сестры не упомянут ни одним автором, что выдает в ее муже фигуру довольно незаметную. Это свидетельствует о нежелании императора снова привлекать сестер в свои династические конструкции – свою роль они уже сыграли.
b) Братья императора Константина Великого
Выше мы уже отмечали, что положение братьев Константина – Флавия Далмация, Флавия Юлия Констанция и Ганнибалиана – с его приходом к власти оказалось шатким. По свидетельству Авсония, император ограничился их ссылкой в галльскую Толозу. Приведем его рассказ о деятельности своего дяди, ритора Эмилия Магна Арбория: «.и в доме, и в школе / дружбу виднейших людей знал ты еще молодым / в дни, когда Константиновы братья в богатой Толозе, / мнимым изгнаньем томясь, дни проводили свои. / Следом затем на Фракийский Боспор, к Византийской твердыне, / в Константинополь тебя слава твоя привела. / Там, в щедротах, в чести, как цезарем чтимый наставник, / ты и скончался.» (De prof. Burd. 16.10–16). Учитывая род занятий Арбория и его будущую должность наставника одного из цезарей Константина (что предполагает рекомендацию братьев), мы можем думать, что братья сами учились у него. Это позволяет датировать ссылку самым началом правления Константина, т. е. 306–312 гг.[415]
, когда он правил «Галлиями».Относительно Ганнибалиана[416]
авторы сообщают только его имя, в связи с чем предполагалось, что он рано умер. Потому сосредоточим наше внимание на двух надежно зафиксированных братьях – Флавии Далмации и Юлии Констанции. Первого О. Зеек на основании порядка в перечислении братьев у авторов считал[417] старшим из трех братьев Константина Великого. Мы не будем спекулировать на теме их старшинства, но начнем с персоны Флавия Далмация, который занимал важное место при дворе Константина Великого.Этот брат известен, прежде всего, благодаря династическому положению своих сыновей (Далмация – мл. и Ганнибалиана-мл.)[418]
, которых Константин Великий привлечет к власти в 335 году. Имя второго сына (Ганнибал иан-мл.) примечательно как отсылка к третьему брату Константина, что может указывать на определенное единство в среде самих братьев. Имя же первого сына (Далмаций-мл.) создает сложности из-за идентичности с именем отца. Это важное обстоятельство следует иметь в виду при рассмотрении карьеры их обоих. Оставляя пока в стороне карьеру сыновей Флавия Далмация, обратимся к нему самому.До конца 320-х гг. у нас нет никаких внятных сведений о деятельности Флавия Далмация, в чем, вероятно, следует видеть стремление Константина не раздражать мать появлением братьев при дворе[419]
. 19 января 324 года в Сирмии Константин адресует некоему Далмацию предписание касательно munera personalia. Указанное лицо, чье служебное положение не обозначено, еще в XIX веке идентифицировали с Флавием Далмацием[420], однако никаких доказательств, кроме имени, у нас нет, потому данную идентификацию мы принять не можем[421].