Династическая политика императора Константина Великого

Формируемая Константином генеалогия должна была обслуживать идею длинной династии, которая была невозможна без наследников. Для их рождения Константин находит супругу в лице Фаусты, дочери сооснователя тетрархии Максимиана Геркулия. Выше мы уже говорили, что в период 306–308 гг. Константин обосновывал легитимность своего положения тетрархиальной конституцией, потому брак с дочерью сооснователя тетрархии был ему важен. Однако затем связь с тетрархией утрачивает свою значимость, а сам Максимиан Геркулий погибает в 310 году в результате своих же козней. Константин прибегает к практике «забвения» этого члена своей династии, однако вновь реабилитирует его в 317 году, стремясь подкрепить статус своих порфирородных сыновей. Сама жена играет в этих династических играх своего мужа довольно скромную роль – она фактически нужна лишь для рождения порфирородных детей, столь требовавшихся Константину на фоне противостояния с безродным Лицинием. Когда в 326 году Фауста погибла, Константин вычеркнул ее из династических схем, что наглядно демонстрирует вторичность ее роли во всей династической политике – фигура императора, едва ли не официально ставшего отцом-одиночкой, не выглядит странно, а родословие ее сыновей вполне фиксируется и без участия матери.

В стройную систему «предки – родители – Константин – его дети» вносили сложность дети Констанция Хлора от второго брака. На фоне политически ангажированной дискуссии вокруг Елены, они представляли для Константина некоторую опасность. В большей степени это касается братьев, однако Константин отложил решение их судьбы до определенного момента, отправив – в знак уважения к матери – их в ссылку. В отношении к сестрам Константин обнаруживает прагматизм, так как они фактически становятся залогом его непрочных и угадываемо-бесперспек-тивных политических союзов. Больше повезло братьям, которые переждали сложные времена борьбы Константина за единовластие в ссылках, после чего были возвышены им. Немаловажно, что наличие у правящего римского императора нескольких родных братьев – редкий, едва ли не уникальный пример в римской истории. Либаний восторженно изображает доброе отношение Юлия Констанция к своему августейшему брату; на наш взгляд, восторги оратора справедливо было бы отнести в адрес именно Константина, который обнаруживает в отношении братьев не политический расчет, а родственное чувство. Этим последним обстоятельством мы, соглашаясь с Э. Гиббоном[439], можем объяснить возвышение братьев. Любопытно, что Константин признает в них членов императорской династии задолго до обретения единовластия (примером чему могут служить манипуляции с именами), а в 330-х гг., когда уже не было риска задеть этим Елену, он институционализирует родственные отношения, превращая само именование братских отношений в титул – «брат господина нашего Константина Августа». Мы видели, что аналогичный титул («сестра…») применялся и к Констанции, однако в ее случае он скорее затушевывал ее брак с Лицинием; в отношении Анастасии и Евтропии он не зафиксирован.

Еще одно важное обстоятельство в жизни братьев, на которое мы должны обратить внимание, это их личная жизнь. Константин не препятствовал ей, хотя она создавала боковые ветви императорской семьи. На примере дочери Юлия Констанция, которая стала женой третьего сына Константина Великого, мы видим, что император, очевидно, предусмотрел это обстоятельство и попытался связать эти семьи воедино. Кровнородственный брак должен был обеспечить третье поколение императоров, чья родословная по обеим линиям состояла бы из лиц членов одной августейшей семьи. Впрочем, эти и другие планы Константина Великого в отношении своих наследников мы осветим в следующей главе.

Глава III Наследники Константина Великого

Существование создаваемой Константином династии было невозможно без наследников. Тетрархия Диоклетиана, как мы отмечали выше, брала на вооружение восходящий еще к Антонинам принцип привлечения к власти «наилучших», однако уже сами участники тетрархии отошли от него. Разрыв Константина с идеологией тетрархии в 310 году и легитимация своего положения через фигуру отца неизбежно выводила его на путь создания системы наследования, основанной на кровнородственном принципе. Сын своего отца, он теперь должен был передать власть своим сыновьям. Их рождение декларировалось в 313 году анонимным оратором[440], который взывал к императору: «сделай же так, чтобы <…> в течение всех веков Константин жил на земле!» (Pan. Lat. IX.26.4). Озвученная идеологема примечательна тем, что здесь не император-отец обеспечивает будущность сыновьям[441], но они ему – бессмертную славу. Константин, делая выбор в пользу родных сыновей в качестве наследников, не только шел против политической практики Антонинов и Диоклетиана, но и своим решением рисковал напомнить самые неудачные примеры из истории императорской власти (e.g. Домициан, Коммод, Каракалла).