Династии. Как устроена власть в современных арабских монархиях

В июне 1951 года Талала перевели в психиатрическую клинику в Женеве. Но принц отрицал свой недуг и вернулся в Амман. Впрочем, через неделю будущий король Иордании снова приехал в Швейцарию. Он понял, что нуждается в медицинской помощи.

Во время лечения пациент впадал в истерику, плакал и кричал, что родственники плетут против него интриги. Абдалла считал болезнь Талала семейным позором и очень беспокоился — но не о здоровье сына, а об авторитете династии. Талал пришел к выводу, что отец его ненавидит. Когда Абдаллу застрелили, принц спокойно сказал: «Я не удивлен. Я предполагал, что это случится».

Убийство Абдаллы открыло в Иордании период междуцарствия, который длился семь недель. Страна погрузилась во мрак. В городах вспыхнули беспорядки — иорданцы грабили и жгли дома палестинцев. Из Багдада в Амман срочно прибыла делегация во главе с Абд аль-Ила-хом — якобы для того, чтобы выразить соболезнования по поводу гибели монарха. Хашимиты обсудили план действий — но так и не сумели изменить парадигму развития королевства. Лишившись Абдаллы, Иордания перестала определять будущее Ближнего Востока. Буквально за ночь она из государства — лидера арабского мира превратилась в объект политического влияния других стран.

Талала следовало привезти из Женевы в Амман и ввести в курс дела. Для этого требовалось время — и 20 июля иорданские министры провозгласили Наифа регентом при Талале. Однако Наиф грубо заявил, что намерен занять престол до конца своей жизни. В противном случае он пригрозил разогнать правительство и не утвердить смертные приговоры убийцам Абдаллы (при условии, что их надо было еще найти и осудить). Подобными глупыми угрозами принц оттолкнул от себя Киркбрайда и ключевых иорданских политиков, которые делали все возможное, дабы уберечь страну от потрясений. Наконец, Наиф заговорил о военном перевороте — и тут стало очевидно, что Абдалла был прав, не назначив младшего сына своим преемником.

Тем временем премьер-министр Тауфик Абу аль-Худа командировал в Швейцарию Джамеля Тутунги и доктора Форда Робертсона. Они должны были объявить Талала вменяемым, даже если это не соответствовало действительности. Информация о здоровье принца сохранялась в строжайшей секретности. Робертсон писал Киркбрайду из Женевы: «Безусловно, Талалу нужно вернуться в Амман. Его ждут, и народ его очень любит». Состояние принца оценили как стабильное. Новое медицинское заключение гласило: наследник не страдает и никогда не страдал шизофренией — он всего лишь отдыхал от переутомления.

5 сентября 1951 года принц прибыл в Амман. Больной и несчастный, гонимый и отверженный, испуганный и закомплексованный — Талал стал королем Иордании и одним из самых трагичных монархов в мировой истории.

Сын возглавил совершенно иное государство, нежели отец. Всего за пять лет (1946–1951) Иордания кардинально изменилась. Ее «детство» (период мандата) завершилось, и государство вступило в эпоху бурной юности. Оно сразу же столкнулось с жесткой конкуренцией среди арабских стран, радикализмом и панарабизмом 1950-х годов, давлением со стороны насеровского Египта. После убийства Абдаллы Иордания напоминала осиротевшего подростка, который вынужден ежедневно бороться за существование.

Ситуация усугублялась внутренними факторами — наплывом беженцев, антипалестинскими настроениями, а также экономическим разрывом между старой и новой частями королевства (Трансиорданией и Западным берегом). Все это смешивалось в настоящий коктейль Молотова. Самыми взрывоопасными компонентами этого коктейля являлись местные элиты — они стремились разыграть любую комбинацию в свою пользу. Наифа выслали из Аммана, и он больше не представлял опасности для правящего режима. Но, несмотря на коронацию Талала, вопрос политического лидерства в Иордании оставался открытым.

Для западных политиков Иордания 1950-х годов была государством, страдавшим от хронической болезни. Сам факт ее образования считался абсурдным, институты — хрупкими и ненадежными, руководство — слабым и неопытным, а внутренний политический консенсус — утраченным навсегда. Согласно прогнозам, Иорданию ждала революция или присоединение к другой арабской стране — Египту, Ираку или Сирии. Но маленькое государство, созданное и «вскормленное» британцами, оказалось гораздо более жизнеспособным, чем ожидалось. Хусейн, готовясь вступить на престол, учился быть хладнокровным, как его двоюродный дед Фейсал I, — дабы избежать ошибок, совершенных импульсивным Абдаллой. К концу 1950-х годов Иордания перешла во «взрослую» стадию, и ее наивная «молодость» осталась далеко позади.

Новый монарх — Талал — намеревался преуспеть в управлении государством. Королева Зейн поддерживала супруга, а наличие трех сыновей — Хусейна, Мухаммада и Хасана — свидетельствовало о том, что у династии есть будущее. Хусейн уже зарекомендовал себя очень способным юношей и был удостоен титула наследного принца.