Проехав половину пути, колонна встретилась с отрядом Выродков, присланных лордом Айвилем. Они прискакали бы раньше, если бы не сопровождали две кареты. Первая предназначалась королеве. Во второй приехали монахини из женской общины при Просвещённом монастыре: мать Болха и её помощница, принявшая обет молчания.
Янара пересела в карету, потом перебралась обратно в кибитку: в ней меньше трясло, хотя досаждал визг полозьев по камням. Во время остановок мать Болха не оставляла королеву ни на минуту, присутствовала при встречах с королём, запрещала выходить из комнаты и спать с мужем в одной постели. У Рэна складывалось впечатление, что монашка считает его похотливым самцом. Это задевало. Он вовсе не помышлял о близости. Ему хотелось быть рядом с Янарой, обнимать её и мечтать о будущем. У Рэна не было другой возможности видеть жену: он ехал верхом, она — в кибитке.
В праздник Двух Пятёрок — пятый день Лугового месяца (05.05) — хозяин корчмы устроил для важных гостей настоящее представление: накрыл столы под цветущими абрикосами, позвал из деревни парней и девок, велел им нарядиться в яркие одежды и надеть венки из луговых трав. Свита пила и ела, а крестьяне танцевали под звон бубнов и колокольчиков. Мать Болха с помощницей наблюдали за празднеством с крыльца. И только Янара ничего не видела: окна её комнаты выходили на другую сторону дома.
Рэн смеялся над шутками, хотя считал эти шутки заезженными и пресными, аплодировал танцорам, хотя их танцы больше походили на кривляние. Потом подозвал Тиера, тоскливо сидящего на колоде возле поленницы, и отправился с ним к жене.
Мать Болха бежала за ними по коридору, бормоча что-то о предписаниях просвещённых клириков. Обогнала их на лестнице и встала столбом перед комнатой Янары:
— Ваше величество! Даме в деликатном положении нужен покой! — Сердито зыркнула на менестреля. — И что здесь делает этот? Ваш шут не знаком с правилами приличия. Я доложу о его поведении настоятелю монастыря!
Рэн отодвинул её в сторону. Приоткрыв дверь, прошептал в щель:
— Милая, я не один. Со мной Тиер.
Получив разрешение войти, пропустил вперёд менестреля, переступил порог и закрыл дверь перед носом разгневанной монахини.
В лучах заходящего солнца плавали пылинки. Лиловые тени обволакивали углы. Тиер пел о вечной любви. Притулившиеся на кушетке Миула и Таян смотрели на него заворожённо. Рэн и Янара возлежали на подушках и не сводили друг с друга глаз.
После этого Рэн приходил к супруге при первой же возможности, сопровождал её на вечерних прогулках по роще или лугу и спал в супружеской постели. А утром, покидая комнату, читал на лице матери Болхи неприкрытое осуждение.
62
Наконец долгое путешествие подошло к концу. Впереди показался Фамаль. Грунтовая дорога сменилась брусчаткой, и королева пересела в карету. Путники оживились. Их возбуждение передалось лошадям: они припустили рысью, прядая ушами и довольно фыркая. Колонна стройными рядами въехала в городские ворота и под ликование толпы двинулась по улицам.
Очутившись в Фамальском замке, эсквайры побежали в оружейное хранилище сдавать мечи господ, слуги повели лошадей к конюшням, придворные и рыцари направились в Башню Гербов и Башню Доблести. Карета, сопровождаемая королём и гвардейцами, покатила к Престольной Башне.
Возле лестницы путешественников ждали леди Лейза, лорд Айвиль, герцогиня Кагар и фрейлина королевы Кеола Донте.
Рэн находился на пике самых светлых и пьянящих чувств. Спрыгнув с коня, он посмотрел по сторонам и впервые подумал о замке как о доме. Глядя на мать, понял, как сильно она по нему соскучилась. Улыбка, несвойственная Киарану, говорила о том, что лорд был несказанно рад встрече. Кеола растерянно топталась на месте, не зная, куда ей бежать и что делать. Барисса наклонила голову, опасаясь выдать себя выражением лица.
Помогая Янаре выйти из кареты, Рэн прошептал:
— Не ревнуй меня. Там, где ты, другим нет места.
Лейза обняла Янару:
— Моя дорогая… Это правда?
Она покраснела от смущения:
— Скорее всего, да.
— Но как такое возможно?
— Сама не знаю.
— Ну идём же, идём, — засуетилась Лейза. — После такой дороги вам надо отсыпаться неделю.
Едва Рэн успел привести себя в порядок, как караульный сообщил, что его приглашают в покои королевы.
В гостиной собрались Лейза, два монаха и мать Болха. По виду монахини стало ясно, что она уже успела пожаловаться на поведение короля. Рэн подмигнул Янаре, сидящей на кушетке в скованной позе. Обратил взгляд на незнакомцев и приготовился дать отпор любым поползновениям на его личную жизнь и свободу.
— Ваше величество! — поклонился старший по возрасту монах. — Я Хааб, клирик из Просвещённого монастыря.
— Клирик — это человек церкви, моя дорогая, — объяснил Рэн Янаре. — Его ремеслом является мышление и преподавание своих мыслей.
Хааб почтительно кивнул: