— Вы не можете их наказать, ваше величество. Эти люди не ваши. Они принадлежат Богу.
— Тогда я их к нему и отправлю.
Рэн развернул коня и поехал к выходу.
Святейший слетел с помоста, кинулся следом:
— Ваше величество! Постойте! Ваше величество!
Рэн посмотрел через плечо:
— Говорите! Только быстро. У меня и без вас полно дел.
— Клирики позволили вам обмануть народ. За что же их наказывать?
— Позволили?
— Даже я могу отличить доношенного младенца от недоношенного. Клирики не стали настаивать на истине. С их молчаливого позволения лорд Мэрит признал ребёнка своим внуком. Я его понимаю: ему выпал шанс вернуть былое положение. Но… — Святейший вытащил руку из рукава и сделал протестующий жест. — Мы воспротивимся внесению имени сына королевы в список претендентов на корону. Он герцог на бумаге, но не по крови.
Рэн перехватил поводья, развернул коня и движением бёдер послал его медленным шагом вперёд:
— В своём обращении к народу вы говорили о деве блудливой. Кого вы имели в виду?
Святейший уставился в широкую грудь жеребца и попятился:
— Никого. Просто фигура речи.
— А я думаю, вы говорили о женщине, которая подбросила плод похоти и блуда под двери монастыря в Нетихе. Есть такой маленький городок на границе с Дигором. Это произошло шестьдесят четыре года назад. Сколько вам лет, Святейший отец?
Лицо иерарха стало белым как мел.
— Когда подкидышу исполнилось восемь, он забил приятеля до смерти, — продолжил Рэн, борясь с желанием дать шенкеля коню. — В четырнадцать заколол прокажённого вилами. В шестнадцать свернул потаскухе шею. Его отлучили от церкви и изгнали из монастыря. Правда, вера в те времена была старой. Наверное, поэтому в новую веру его приняли с распростёртыми объятиями. Теперь он Святейший отец. На бумаге. А по крови — убийца.
— Вы решили, что это я? — спросил иерарх, нащупывая ногами ступени, ведущие на помост. — Никому не верьте!
— Деньги лучше пыток развязывают людям языки.
— Вы сами успели убедиться, что людские языки без костей. — Святейший упёрся спиной в трибуну и сцепил руки перед грудью. — Простите монахов! Ради Бога, простите.
— Ради какого бога? Он оставил бы роженицу истекать кровью? Он бросил бы умирать младенца? Ваш бог именно такой? Или я чего-то не понимаю? А может, это вы неверно толкуете собственную веру?
— Клирик Хааб совершил ошибку. И те, кто кричал на перекрёстках ругательные слова в адрес вашей супруги, — они тоже совершили ошибку. Но ошибаются все. Получается, что надо наказывать всех подряд?
— Чтобы ошибок впредь не было, вы сами покараете монахов. Иначе вашу веру никакой Ангел-спаситель не спасёт.
— Вы пойдёте против церкви? — опешил иерарх.
— Святейший отец, раскройте глаза. Это моё королевство. Ваши храмы стоят на моей земле. Если собака бросается на хозяина, её убивают. Я же проявлю милосердие — отпущу вас на все четыре стороны. Забирайте реликвии и сокровища, которые вы накопили. Забирайте из Просвещённого монастыря научные труды, которые на самом деле являются наукой пустых слов. И уходите из моего дома. Стройте молельни в другом месте. Несите веру в клан Кай-Хин. Степные дикари до сих пор прыгают с бубнами вокруг костра. Уходите! Или накажите монахов и оставайтесь. Выбор за вами, Святейший отец.
Горожане и попрошайки получили для острастки с десяток плетей и теперь стояли на коленях посреди площади Веры, оцепленной Выродками и гвардейцами. К спинам людей прилипла промокшая от крови одежда, в прорехах виднелась вспоротая плоть. Церковная братия бормотала молитвы, глядя себе под ноги.
При появлении короля и Святейшего отца воцарилась гробовая тишина.
Придерживая гарцующего коня, Рэн крикнул:
— Мать Болха!
Монахиня выступила вперёд и вцепилась дрожащими руками в подол чёрного одеяния.
— Королева тебя прощает, мать Болха. Более того, она хочет, чтобы ты принимала её следующего ребёнка. — Рэн послал коня вниз по лестнице и поскакал в замок.
Утром столицу ожидало ещё одно потрясение. На Рыночной площади установили столбы. Священнослужители лично привязали к ним монахов с табличками на шеях: «Я клеветник», «Я сплетник», «У меня злой язык»… Рядом насыпали гору камней, чтобы каждый желающий мог наказать зачинщиков раздора между народом и королём. Желающих нашлось предостаточно. Больше всех досталось клирику Хаабу. Табличка на его груди гласила: «Я бросил умирать роженицу и её младенца». Ни одна женщина не прошла мимо. Вечером бездыханного клирика сняли со столба, бросили на телегу, сверху усадили остальных и повезли в отдалённый монастырь, где бедолагам предстояло принять обет молчания и обет темноты и провести остаток жизни в кельях, расположенных под землёй.
Через две недели лорд Верховный констебль доложил королю, что город вымыт до блеска.
— Королеве пора домой, — сказал Рэн, делая пометки на карте. — Её место рядом с королём. Отправьте к Янаре гонца, лорд Айвиль.
Лейза отложила книгу и с надеждой посмотрела на Рэна:
— Разреши ей привезти ребёнка.
— Место герцога Мэрита в его родовом замке.
— Я должна сказать тебе…
Киаран покачал головой. Лейза сделала вид, что не заметила его предупреждения.