Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие…

Когда началась война и Карл Юхан включился в оборонные мероприятия, он успел сдать половину своих экзаменов и пройти служебную практику как «почетный атташе» в Париже. В войну его, как и многих давних кавалеристов, перевели в бронетанковые части, почему он и получил странноватое прозвище «принц-броневик» — отвлекаясь от фонетического благозвучия, это прозвище вызывает скорее бульдожьи ассоциации, не под стать молодому человеку, который даже в военной форме выглядел благовоспитанным школьником, а тогдашние круглые очки еще усиливали такое впечатление.

Однажды во время войны принца Карла Юхана навестил венгерский посланник в Стокгольме вместе со своим советником д-ром Геллертом и предложил ему поразмыслить насчет венгерской королевской короны. В хитросплетениях войны были и такие планы.

«А вы говорили с Черчиллем, господа?» — поинтересовался принц.

Они не говорили, но прозондировали почву через американские контакты и знали, что там настроены вполне благосклонно.

«Вот как, — сказал Карл Юхан. — Хорошо. Но вам надо поговорить и со Сталиным. Разумеется, с этим вы справитесь, и тогда останется самое сложное — мой дед…»

Еще в 1939-м сей достойный молодой человек познакомился с дамой, которая была шестью годами старше его, — в тот вечер ее сопровождали Эверт Таубе и Нильс Дардель [215]. Впоследствии принц утверждал, что даже не заметил этих двух знаменитостей, смотрел лишь на означенную даму, с которой вскоре поселился под одной крышей, на современный лад, еще до свадьбы, состоявшейся в феврале 1946 года.

Звали эту даму Черстин Викмарк; разведенная журналистка, дерзкая на язык (с точки зрения тогдашних требований скромности оного), она сотрудничала с еженедельной прессой и была яркой звездой в искусстве взвинтить тираж с двадцати до трехсот тысяч — владельцы газет очень ценят этакий талант. Еще при жизни она стала легендой и обзавелась множеством верных друзей, включая Ларсa Форсселя, написавшего прекрасное стихотворное введение к ее мемуарам; она принадлежала к числу тех порядочных девчонок, что с большим удовольствием прикидываются скверными или балансируют на грани такого притворства. У ее друзей, когда они говорят о ней (она умерла в 1987-м), глаза светятся теплом или же на губах играет печальная улыбка.

Свидетельство в пользу принца — то, что он прикипел к этому яркому цветку, который так ответил на его первое приглашение: «Я младенцев не похищаю» (в ту пору шестилетняя разница в возрасте значила для двадцатилетних куда больше, чем сейчас, когда люди и в пятьдесят молоды). Она была чужда общепринятого тогда лицемерия и приукрашивания, начитана во многих областях, включая передовую художественную литературу, и ввела простодушного молодого принца в совершенно новый мир, познакомила с такими людьми, о существовании которых он и не подозревал.

Отец ее был легендарным учителем религии из тех, кого ученики помнят всю жизнь; Барбру Альвинг и многие другие любили его за остроумие, мудрость, серьезность и оригинальность. Он определенно предоставлял дочери большую свободу, какой тогда пользовался мало кто из девочек. Брат Гуннар тоже стал журналистом, другой брат, сводный, на двадцать четыре года моложе, — писатель Карл-Хеннинг Викмарк.

В санатории, где лечилась мать, маленькая Черстин Викмарк однажды получила в подарок коробку шоколада от молодой дамы из соседней палаты; оставшись наедине с дочкой, мать в ярости швырнула коробку в мусорную корзину — во избежание туберкулезной заразы. О том, что она сама не меньший источник заразы, мать предпочитала не думать. Молодую женщину из соседней палаты звали Харриэт Лёвенъельм [216].

Черстин Викмарк бросилась в журналистику очертя голову, что прежде случалось нередко. При надлежащем складе характера и везении все могло сложиться удачно. В юности она быстро вышла замуж за богача и еще быстрее развелась, так как брак, вероятно, предполагал слишком долгие пребывания в Норланде, вдали от «Театергриля», бара «Сесиль» и газетных редакций.

Через два года молодой Карл Юхан, стало быть, посватался к ней, и они завели квартиру на Юргордене, где могли быть вместе, не появляясь в городе. Что они пара, вскоре стало известно. В конце концов молодой любовник написал деду учтивое письмо о своих намерениях жениться на даме сердца, после чего разыгрался обычный спектакль с кронпринцем Густавом Адольфом в главной роли, в ход снова пошли те же интриги и клевета, что и раньше. Папенька кронпринцева гофмаршала, говорят, в ответе за слухи, что-де распущенная (она же была разведена!) Черстин страдает алкоголизмом и проч. Как и в предшествующих случаях исключения из престолонаследия, невольно думаешь, вправду ли добрый Густав Адольф был так уж невиновен в клевете.