Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие…

Вместе с братьями он несколько лет посещал Бесковскую школу и с той поры запомнил Яльмара Брантинга, худущего, жилистого мальчугана с крепкими кулаками, и хотя юный принц был высок, силен и неизнежен, все-таки «я и мой класс порой получали взбучки» от Брантинга и его одноклассников. Яльмар был честный и необидчивый, рассказывал на склоне лет принц Карл, добавляя, что «все мы любили его». Другой его однокашник, Вернер фон Хейденстам [120], в драках не участвовал никогда, а в играх — редко. Его считали «бездеятельным и слабым», говорит принц Карл, и смутно догадываешься, какие слова мальчишки употребляли на самом деле.

С юных лет Карл был честолюбивым военным и еще молодым офицером изыскал возможность послужить в немецком кавалерийском полку и убедился, что шведская кавалерия стреляет лучше, но маневрирует не столь элегантно, как немецкая, где командиру достаточно взмахнуть саблей, без окриков и сигналов. Домой он вернулся с массой идей и внес значительный вклад в работу по модернизации и реформированию шведской кавалерии, выучка, тактика и оснащение которой тогда находились в упадке. Со временем он стал командиром 1-го Кавалерийского полка, носившим в те годы элегантное звание секунд-командира, — номинально-то командиром был король, так же как в Свейской лейб-гвардии. Закончил принц Карл свою карьеру как инспектор кавалерии.

В последние бурные годы унии с Норвегией его прочили в короли новой свободной Норвегии, но ничего из этого не вышло.

Так или иначе, принц Карл был стильный мужчина и всегда умел выглядеть весьма приятно. Свен Графстрём, встретив его в 1940 году на какой-то заштатной пресс-конференции, отметил: «Принц Карл оставляет впечатление (да, наверно, таков и есть) очень старого человека и слегка “ку-ку”, однако держится, пожалуй, лучше всех членов нашего королевского дома и выглядит как нельзя более по-королевски». В старости принц часто смотрится на фото слегка приветливо-озабоченным, как добродушный старый господин, который очень плохо слышит и не хочет, чтобы это воспринимали как недовольство. Он вправду страдал сильной тугоухостью, подобно многим другим старикам Бернадотам.

Однажды, возвращаясь поездом в Стокгольм, веселая компания сидела в вагоне-ресторане и рассказывала анекдоты. Дамы отсутствовали. Обер-егермейстер начал рассказывать весьма смелые анекдоты. Тогда стильный принц Карл встал и ушел к себе в купе. Черт, подумал обер-егермейстер, я сам себе напортил. Старые шефы Красного Креста, как видно, предпочитают юмор определенного уровня.

Но вскоре принц Карл вернулся, сел на прежнее место и пояснил: «Я подумал, что мне не обойтись без слухового аппарата».

Разумеется, обо всех Бернадотах можно прочесть, как они расторопны и симпатичны и как быстро приобретали популярность и прочее в том же духе, но что касается писаний о принце Карле, чувствуется, что он действительно нравился журналистам, а возможно, и не им одним. Вероятно, он был старомодным военным весьма приятного разбора, безусловно, не гением, но человеком дружелюбным, в котором до последнего дня жил бойскаут. В восемьдесят семь лет он ходил в Грёна-Лунд [121], бросал мячи, стрелял из пневматической винтовки, с удовольствием опробовал всякие аттракционы и веселился по-королевски (прошу прощения). Когда в 1942-м на перекрестке Арсенальсгатан и Варендорффсгатан на него наехал беспечный велосипедист, он по примеру другого Карла сказал что-то вроде «Пустяки!» и продолжил путь на работу, в Красный Крест, а был ему тогда восемьдесят один год. В 1928-м он послал ответ на конкурс, где можно было выиграть первый в Швеции новенький «форд», и при розыгрыше, который проводился под контролем юриста-нотариуса, наугад вытянули именно ответ принца. Он был не из тех, кто соблюдал чопорное достоинство. «Скромная мужественность» — так это называлось в его время, и для него это, видимо, справедливо.

Когда инспектор кавалерии и генерал в 1910-х годах прогуливался по Стокгольму, роялистски настроенные соотечественники подобострастно его приветствовали, а он отвечал на приветствия «с небрежностью, каковой присуще нечто персональное», констатировал писавший под псевдонимом Мак (отец Ред-Топа). Насмотревшись на заманчивые витрины, инспектор кавалерии трамваем ехал в Юргорден, где жил в те годы. Он неоднократно менял место жительства и в период первых экономических кризисов 1920-х годов потерял значительную часть своего состояния, когда лопнул один из датских банков. Его биржевые сделки с акциями явно носили сомнительный характер или, как писал принц Вильгельм в рождественском стишке 1918 года:

«Скания-Вабис» нынче банкрот;
Риббинг и Карл закричали: «Ну вот!»