Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие…

Бедного моряка Вильгельма, который попытался увильнуть, сославшись на свой адмиральский мундир, и которого немедля обули в русские кавалерийские сапоги, до сих пор тревожило лишь одно: что будет, если ему достанется горячая казацкая лошадь; он терпеть не мог ездить верхом, питая, как всякий умный человек, недоверие к лошадям, животным красивым, однако безрассудным. С лошадью проблем не возникло, но когда процессия миновала полпути, возле дороги поднялась суматоха, какая-то фигура метнулась сквозь строй городовых, упала навзничь, хотя успела-таки протянуть царю некий предмет. Борис и Вильгельм уже находились по бокам самодержца всея Руси, и бедный двадцатидевятилетний шведский адмирал на своей русской лошади приготовился пасть геройской смертью за властителя России, заклятого врага Швеции.

Между тем виновницей суматохи оказалась помешанная русская старуха, которая слезла с печи, чтобы передать царю прошение, его-то она и держала в руке. «Бумагу забрал один из слуг и, наверно, упрятал в бездонный сундук, где таких уже полным-полно», — заметил Вильгельм, который вдобавок нашел питейные привычки русских гвардейских офицеров просто ужасными.

Некоторое время, кстати сказать, его прочили в короли Албании, но дело кончилось ничем.

В 1914-м на балу морских офицеров тридцатилетний Вильгельм познакомился с Жанной Транкур, которая была девятью годами старше его. Простая французская девушка, она имела неосторожность выйти замуж за шведского скульптора Кристиана Эрикссона [144], родила ему четверых детей, но счастья не знала. Теперь она была в разводе, как и Вильгельм. Прожив некоторое время на родине, во Франции, где на заднем плане мелькает состоятельный поклонник, она вернулась в Швецию и открыла в стокгольмском Эстермальме модный салон. Очевидно, эта француженка принадлежала к тому типу, какой часто описывают, но редко видят воочию, — живая, кокетливая, красивая, неотразимая, капризная дочь природы, то смеющаяся, то плачущая, слегка наигранно-взбалмошная, но под маской простушки весьма расчетливая и рассудочная. Сам принц Вильгельм говорил о ней так: «Неглубокая, но добрая». По словам его сына Леннарта, она отчаянно интриговала, стараясь рассорить отца и сына, и в своих мемуарах Леннарт отплатил ей, описав, какая «интеллектуальная пустота» разверзалась, как только она пыталась поддержать беседу с Вильгельмом и его культурным окружением.

Жанна Транкур и Вильгельм не расставались без малого сорок лет, вплоть до ее кончины. Не в пример Марии Павловне она не считала, что в постели Вильгельм сущий чурбан, напротив, кое-что предприняла, так как принц наконец достиг «гармонии сердечной и телесной», «минут блаженства и воспоминаний милых, полных пылкой страсти» и прочих приятных вещей. Разведенные дамы с детьми не самое худшее. Тем паче для закомплексованного принца. Он настолько привязался к Жанне, что некоторое время даже ощущал это как принуждение; опытный морской волк и будущий писатель потребовал свободы — но вскоре обнаружил, что мужчине нехорошо жить одному, и они воссоединились.

Небезынтересно сравнить артистическую карьеру Вильгельма с карьерой его дяди Евгения. В том возрасте, когда Евгений уже создал многие из своих шедевров, картин, принадлежащих к числу непреходящих ценностей, молодой принц Вильгельм писал стихи, настолько плачевные, что поневоле задумываешься, а выйдет ли из него вообще что-нибудь на писательской стезе. Одни рифмы чего стоят — «чад городской и суета», а рядом «солнце над морем, небес синева», «оковы и тернии», «прелесть и призрачность», не говоря уже обо всем прочем. В ноябре 1910 года его убогие вирши декламировал не кто-нибудь, но Андерс де Валь [145]. Спустя шесть лет принц выпустил первый сборник стихов — «Погасшие маяки», — встреченный критикой с верноподданническим одобрением, исключение составил Бу Бергман [146], который деликатно, однако решительно заявил, что «дилетантизма местами многовато», и заключил сглаживающим, но ничего не говорящим «худшее умение версифицировать я видел во многих поэтических дебютах».

Да, вы догадались правильно. Умный принц завязал контакты с Бу Бергманом, они подружились, и, возможно, принц получил кой-какую помощь от таланта из Почтового ведомства, который знал толк не только в почтовых сборах, но и в стихотворных стопах и стилистике.