Династия филантропов. Мозес и Уолтер Анненберг

Между музеями началось соперничество. Принять решение было делом нелегким. «Наше желание непреклонно: коллекция должна оставаться в ее первозданном виде», – говорил Уолтер Анненберг во время встреч с представителями музеев. Леонора поддерживала супруга в его решении передать картины крупнейшему музею Америки – Metropolitan Museum of Art in New York.

Поистине историческим можно назвать день 11 марта 1991 года, когда Уолтер Анненберг сделал заявление для прессы, сказав, что он передает свою коллекцию стоимостью в один миллиард долларов в дар нью-йоркскому Metropolitan Museum of Art.

Это был самый большой дар, когда-либо передаваемый музею от частных коллекционеров. Так он встретил 83-й год своей жизни. Однако в лавровых венках, коими его увенчали, встречались и ядовитые шипы, которые больно ранили.

Многие музеи, а среди них были и вашингтонская National Gallery и Philadelphia Museum of Art, упрекали Анненберга в том, что он не передал им свою ценнейшую коллекцию.

Однако со временем страсти улеглись – Уолтер пополнил экспозиции этих музеев, передав на хранение несколько великолепных полотен.

Власти Нью-Йорка по достоинству оценили бесценный дар четы Анненберг, а Metropoliten Museum of Art сделал полную реконструкцию помещения с целью размещения полученной коллекции.

В 1993 году экспозиция была открыта для посетителей, и миллионы людей смогли насладиться созерцанием работ, ранее принадлежавших узкому кругу коллекционеров.

УДАРЫ СУДЬБЫ

Несмотря на кажущуюся легкость, с которой Уолтер Анненберг преодолевал многочисленные житейские трудности, он не был баловнем судьбы. Нет, это отнюдь не сентенция из серии «богатые тоже плачут» – Уолтеру довелось хлебнуть немало горя, бороться с недоброжелателями и завистниками.

В его личной жизни, куда он допускал лишь самых близких людей, тоже было отнюдь не все спокойно. Самой большой болью были его дети – Роджер и Уоллис. Уолтер мечтал о наследнике, сыне, которому он передаст свой огромный опыт и состояние. Но, увы, Роджер совершенно не интересовался бизнесом – он рос болезненным молодым человеком. Врожденный дефект – «заячья губа» – повлиял на его психику. Он замкнулся в себе, у него не было друзей, он с трудом находил общий язык со сверстниками, чувствуя свою «нестандартность».

Учась в элитном Гарварде, Роджер был в числе самых неуспевающих студентов. У него была единственная страсть – музыка. Он был, буквально, одержим ею, был неплохим пианистом, играя по шесть часов в день на рояле. Роджер в течение нескольких лет был под наблюдением психоаналитика. В этом была настоятельная необходимость – несколько раз он предпринимал попытки суицида.

Уолтер и Ли страшно переживали все происходящее с сыном, они были в постоянном контакте с врачами, получали еженедельно подробнейшие отчеты о состоянии здоровья Роджера. Постепенно все, казалось бы, стабилизировалось – 22-летний Роджер находился в специальном санатории – пансионате в Пенсильвании, под постоянным наблюдением лучших врачей-психотерапевтов.

«Мне здесь очень хорошо, – писал Роджер, – мне предложили выступить с сольным концертом, я к нему готовлюсь». Уолтер и Ли, будучи уверенными, что все находится под контролем, отправились на отдых в Европу. Когда 7 августа 1961 года они вернулись, в Филадельфию у трапа самолета их встретил представитель администрации аэропорта, попросив пройти в офис. Там им сообщили страшную весть: утром этого же дня Роджер, приняв смертельную дозу снотворного, покончил с собой.

Уолтер не смог совладать с собой – страшная боль в сердце пронзила его, у него случился сердечный приступ. Ли тоже была не в лучшем состоянии. Возникла масса вопросов: как нечто подобное могло случиться в одной из лучших клиник, где, как было сказано, пациенты находились под постоянным наблюдением? На этот вопрос Анненберги никогда не получили ответа.

Эта боль никогда не покидала Уолтера. Роджер был его единственным сыном, единственной надеждой. Он был для него тем, чем он сам был для его отца Мозеса. Безусловно, Уолтер любил дочь Уоллис, но он знал, что она никогда не сможет стать его преемником. Уоллис ко времени смерти брата была замужем, родила ребенка.

Впоследствии у нее будет еще трое детей, она разойдется с мужем, это повлечет за собой эмоциональные срывы, проблемы, связанные с алкоголем и наркотиками.

Судьба, казалось, преследовала Анненбергов, нанося один удар за другим. Одним из самых сильных была смерть Сэди – матери Уолтера. 57-летний газетный магнат, один из богатейших людей Америки, почувствовал себя осиротевшим. Он всегда был для нее самым любимым из детей, до последних дней она называла его «Boy», гордясь им, бесконечно его любя. Сэди была настоящим филантропом – она анонимно помогала многим еврейским общественным организациям, отдельным людям, стараясь не афишировать своего имени. «Сэди была настоящей еврейской святой матерью», – говорил безутешный Уолтер.