Династия Ямато

Так сказать, в «техническом смысле» кандидатуру Митико утвердили — и все же она во многом оставалась «темной лошадкой»: «взбрыкивала» чуждыми светским условностям выходками, слыла индивидуалисткой. Завивала волосы в стране, где большинство отвергает кудряшки! Родители Митико поездили по свету, исповедовали христианство — то есть давали «колодезным лягушкам» прекрасный повод для пересудов. Но более всего многих не устраивало незнатное происхождение Митико. Вообще назвать ее простолюдинкой можно с большой натяжкой, ведь она росла весьма изнеженной дочерью богатейшего фабриканта и хотя бы на этом основании имела все шансы называться членом правящей элиты. С другой стороны, ее семья не принадлежала ни к древней, ни даже к новой аристократии, поднявшейся в эпоху Мэйдзи. И все же по состоянию на 1955 г. возглавляемая отцом Митико мукомольная компания «Ниссин», выпускающая также макаронные изделия, являлась крупнейшим предприятием своей отрасли в Азии с годовым объемом продаж в 93 миллиона американских долларов!

Для истории же важнее другое — Акихито сам отдал ей предпочтение! Он влюбился! Известие о помолвке вызвало сильнейшую негативную реакцию со стороны заскорузлых японских консерваторов. Даже госпожа Мацудайра Цунэо, мать принцессы Титибу, поначалу выражала неприятие! Экстремисты, рассчитывавшие на невесту из клана Фудзивара, угрожали перебить все семейство Сёда… Главному камергеру Усами Такэси пришлось защищать выбор Акихито в парламенте, поведав депутатам о безрассудстве «чрезмерных браков между родственниками», действительно во множестве имевшими место среди членов императорской линии родства. Такэси заявил: выбор сделан «в соответствии с новой Японией». Председатель парламента и одновременно глава правящей Либерально-демократической партии Киси Нобусукэ выдвинул на обсуждение вопрос: «Императорская семья придерживается синтоизма, но семейство Сёда исповедует христианство. Нет ли здесь проблемы?» Усами Такэси ответил так: «Верно, ее семья исповедует христианство и школа, где она обучалась, католическая; но Митико — некрещеная. Полагаю, она может при желании принять синтоизм».

Даже у Коидзуми появлялись сомнения относительно Митико. Он писал Элизабет Вайнинг: «Ее неаристократическое происхождение (пусть она и из древнего рода с добрым именем), конечно же, заставляет нас колебаться; но, взвесив все „за“ и „против“, мы пришли к определенному решению. Выбор сделан не только Его Высочеством, но и нами». Колебания Коидзуми на самом деле объясняются и его личной симпатией к Митико. Профессор вполне представлял себе, какой прием ждет Митико в императорском дворе, «приверженце освященных веками традиций». Многие аристократы — все еще полагающие себя таковыми, несмотря на директиву СКАП, аннулировавшую институт пэрства в Японии, — уже рисовали в воображении ужасные сцены, в которых они совершают глубокие ритуальные реверансы перед императрицей-простолюдинкой. Даже те из них, кто был и не прочь покончить с закостенелым прошлым, выражали опасения нанести фатальный ущерб институту императорской власти, согласившись с его, пусть и мельчайшим, изъяном… Если простушка станет императрицей, к чему это приведет?!

Дабы утихомирить всполошившийся бомонд, императорский двор выступил с заверениями о согласованном и взвешенном решении о подобном августейшем бракосочетании, принятом отнюдь не под влиянием банального теннисного романа. Ложь, но убедительно звучащая… Здесь наследный принц выбирал не из всех девственниц в Японии — только из дочерей сверхбогачей… Охочий до тенниса наследник играл только с «проверенными». Так что в определенном смысле любая девица в его поле зрения годилась для женитьбы! Другое дело, кто-то из них являлся предпочтительнее остальных. Более того, находясь в постоянном окружении как минимум пяти гофмейстеров, Акихито при всем желании не смог бы подпасть под влияние неких «романтических увлечений юности», впрочем, у него и не отмечалось предрасположенности к чему-либо в этом роде. И самое главное, Акихито сам сделал выбор в пользу Митико.