В 245 году до н. э. (25-го числа македонского месяца диос, то есть 27 января) Птолемей II скончался в возрасте шестидесяти трех лет. Он мог сравниться с Соломоном своим богатством, превосходившим состояния всех остальных царей того времени, своими интеллектуальными интересами, склонностью поддаваться женским чарам. Поздние греческие авторы сообщают нам имена многих его любовниц. Одна была урожденной египтянкой, хотя называется греческим именем Дидима («близнец»). Другая, которую звали Миртион, была актрисой, игравшей в пошлых комедиях; ее дом, после того как она завладела благосклонностью царя, прославился как один из самых изысканных в Александрии. Мнесида и Пофина были флейтистками и тоже были известны великолепием своих домов. Еще одной была Клино, и статуи и статуэтки, безусловно пользовавшиеся спросом в Александрии, изображали ее одетой в один хитон с рогом изобилия в руках, подобно богине Арсиное. В делосской надписи упоминаются «две серебряные свинки», которые Клино посвятила божеству[133]
. Стратоника, еще одна любовница, известна по внушительной гробнице в египетском Элевсине рядом с Александрией, где упокоилось ее тело. Самой знаменитой была Билистиха, чье имя звучит не по-гречески, хотя, по всей вероятности, оно все же греческое[134]. Плутарх[135] сообщает, что она была из варваров, «рыночная проститутка»; Павсаний[136] — что она происходила с македонского побережья; по словам Афинея[137], она происходила из благородной аргосской семьи, ведущей род от Атрея. В настоящее время невозможно сказать, какая из этих версий правдива: сплетню о низком происхождении могли сочинить из злобы, а историю о высокородстве царской любовницы — из лести. В 268 году до н. э. Билистиха управляла колесницей в Олимпии во время гонок двухлошадных колесниц и получила приз. Вероятно, это та самая «Билистиха, дочь Филона», которая былаВозможно, Птолемей мог сравниться не столько с историческим, сколько с идеальным Соломоном, изображенным в Книге Екклесиаста — книге, написанной каким-то утратившим вкус к жизни евреем в эпоху, не очень отдаленную от времени правления Птолемея. Птолемей тоже был царем, который «собрал себе серебра и золота и драгоценностей от царей и областей», который «завел у себя певцов и певиц и услаждения сынов человеческих — разные музыкальные орудия», который «испытал себя весельем и насладился добром», который «предпринял большие дела: построил себе домы», который «предал сердце тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом»; и Птолемей тоже, согласно исторической традиции, в конце почувствовал, что все это суета сует. Мы читаем, что однажды после сильного приступа подагры он посмотрел в окно своего дворца и увидел у одного из каналов группу египтян самого бедного сословия, которые ели собранные ими объедки и беззаботно нежились на горячем песке, и заплакал в огорчении, что он не рожден одним из них[139]
. Или, быть может, эта история так же недостоверна, как и слова, которые автор Книги Екклесиаста вкладывает в уста Соломона, и в обоих случаях одаренный воображением моралист выбрал знаменитого царя, имевшего все, чего только могли желать ум или сердце, чтобы через него поведать миру о собственном опыте разочарования в жизни.Глава 4
Люди, города, двор
Египтяне и греки