Династия Романовых. Загадки. Версии. Проблемы

Исследованиями испанской «Россики» мы обязаны Менендесу Пелайо, М. П. Алексееву и Н. И. Балашову. Конечно, принципы этнографии еще чужды литературе, но, например, о трагедии в Александровой слободе, когда Грозным была избита невестка и смертельно ранен сын, Лопе де Вега осведомлен. Осведомлен о русских событиях и Энрике Суарес де Мендоса, автор «Московской повести» – 1629 год! Все приходится на первых Романовых… Впрочем, этим испанцам было на что опираться: книга Поссевино о Дмитрии переведена на испанский язык уже в 1606 году. Антонио Поссевино был очевидцем описываемых им событий.

Скажем и о том, что испанские писатели рисуют Дмитрия не только царем «по праву», но и своеобразным «народным царем», прошедшим жизненную школу нищеты и преследований, не стыдящимся занятий ремеслом и готовым проводить в системе правления преобразования, облегчающие жизнь беднейших слоев населения. Не будем сейчас рассуждать о том, насколько подобный идеализм соответствовал реальной личности Дмитрия. Но, конечно, показываться в Европе, имея такого «соперника», как мнение о Дмитрии, было Романовым нелегко.

Романовская концепция потратила немало сил на доказательства «незаконности» Дмитрия I и его супруги в качестве претендентов на престол. Однако известно было, что и Дмитрий и Мария Мнишек были коронованы, «помазаны на царство»; отменить это «помазание» невозможно было. Таким образом, «избрание» и коронация Михаила Романова уже представлялись противозаконным актом, о чем и писалось и толковалось. В конце концов, Романовская концепция сделала ставку на «национальную доктрину», обвиняя Дмитрия в том, что он привел в Россию «иноземных захватчиков». Конечно, ни о каких испанских, итальянских, а тем более польских писаниях о Дмитрии «не положено было знать» в России. Кажется, однако, что тайное обычно все же становится если не явным, то почти явным. В 1911 году на сцене «Старинного театра» (недолго просуществовавшей театральной антрепризы Николая Евреинова) был поставлен пролог к пьесе Лопе де Вега «Великий князь Московский». По поводу этой постановки критик Эдуард Старк писал: «Опять приходится удивляться тому, до чего мы «ленивы и нелюбопытны»: собирали все материалы, касающиеся темного дела о Самозванце, а комедию Лопе так и не удосужились перевести…» Наивность утверждения о «всех материалах» куда как трогательна. Постановка подобного Пролога к подобной пьесе должна была прозвучать для Романовых как memento mori; Романовы доживали на русском троне последние годы. Но их «концепция» пережила их самих. И с тех пор ни один театр в России не рисковал ставить крамольную испанскую пьесу…

И вот, на таком «фоне», Михаил Федорович в начале сороковых годов делает попытку вновь поколебать «завесу», восстановить традицию династических браков, влекущих за собой возможность взаимовыгодных военных и дипломатических союзов. Но прежде чем приступить к изложению этой истории, давайте скажем о необходимости издания Свода комментированных отечественных и зарубежных сведений о Дмитрии I. Ведь именно отсутствие подобного издания оставляет нам всего лишь два «крайних» варианта, две противоречивые версии: «ставленника иноземных оккупантов» и «народного справедливого царя»; едва ли подобные полярные версии могут привести нас к более или менее объективному взгляду… И вот, после этого глубокомысленного заключения обратимся к очередной попытке первых Романовых поколебать «завесу».