- Ну, теперь остались последние четыре деревца - три березки и один дубок! Ваши березки и мой дубок! - весело сказал он. - Ну, показывайте, где какую сажать?
- Мама! Где сажать наши березки? - закричала Динка.
- Сажайте у каждой под окном, а у Лени под окном дубок! - распорядилась Марина.
Леня со старшими сестрами пошел рыть ямки.
- Начнем с Алины, - сказал он. Динка, оставшись одна, выбрала себе самую маленькую березу и, встряхнув ее, стала тщательно осматривать корни.
- Я буду расти, и березка будет расти, - сказала она вслух.
- А что, дивчинка, деревья сажаете? - раздался из кустов чей-то голос.
Динка вздрогнула, прижала к себе березку. Голос... голос... Но из кустов появилась согбенная старческая фигура в наброшенном на плечи домотканом армяке, из-под низко опущенного на лоб соломенного бриля свисали седые волосы и густые длинные усы.
- Сажаем, дедушка, - разочарованно вздохнула Динка.
- А не помочь ли вам, девоньки? - ласково спросил дед. Динка снова внимательно и настороженно оглядела его с ног до головы.
- Нет, дедушка. Спасибо! Мы сами с руками, - улыбнувшись, ответила она и тут же, подумав, что дед, может быть, голоден, спросила: - А ты чей, дедушка?
- Да я ничей, иду издалека, - как-то неопределенно ответил дед, вглядываясь в горящий костер, у которого сидела Марина.
- Подожди тут, дедушка. - Динка положила на землю свою березку и побежала к матери. Марина, склонясь над огнем, мешала грибную похлебку. - Мама! Там один ничейный дед. Можно его позвать?
- Где, где? - взволновалась Марина. Алина, Мышка и Леня, услышав громкий голос матери, обернулись.
- Сейчас! - крикнула Динка и, боясь, что дед уйдет, бросилась обратно.
- Пойдемте, дедушка, пойдемте! Не бойтесь, там моя мама! - весело сказала она старику, хватая его за рукав.
Марина, выпрямившись, стояла над костром, огонь освещал ее тонкую фигуру и заплетенную по-девичьи косу.
- Маму-то я вижу. А вот еще кто у вас? Может, прогонят странника? надвигая на лоб свою соломенную шляпу, сказал старик.
- Ой, что вы! Там только мои сестры еще и брат. У нас никто не прогонит. Мы не такие... - успокаивала его Динка, между тем как Марина поспешно шла к ним навстречу.
Остановившись в двух шагах, она тихо ахнула, выронила половник.
Ничейный дед молча шагнул к ней...
* * *
- Как же это ты сразу не узнала? Отца родного не узнала? - долго подтрунивали потом сестры над озадаченной Динкой.
- Да я думала, ничейный дед... Седые усы... - оправдывалась Динка.
- Папа, папа... Ты поживешь с нами? - прижимаясь к отцу, спрашивали дети.
- Поживу, поживу. В этот раз уж мы познакомимся поближе. Вот и с сыном о многом нам нужно переговорить, - глядя на смущенное лицо мальчика, говорил Арсеньев. Он уже снял свой седой парик, отлепил длинные усы, бросил на траву стариковский бриль и, наконец, предстал перед глазами жены и детей в своем настоящем виде, с такими знакомыми синими смеющимися глазами.
* * *
Далеко за полночь, потушив огонь, сидела на хуторе счастливая семья. Многое рассказывал отец... О пересыльных тюрьмах, о подпольной работе, связанной с постоянным риском попасть в руки полиции.
- Однажды иду я ночью с одного собрания. Разошлись мы все поодиночке... Решили, так будет безопаснее. Было это в Нерчинске. Улицы там глухие. Ну, иду я и слышу, кто-то идет сзади меня, шагах в десяти. Оглянулся - вижу, какая-то темная фигура, поднятый воротник. Ну, думаю, плохо. Видимо, шпик. Решил проверить. Начинаю сворачивать в разные улицы, так сказать, вожу его за собой. Он идет. Ну, думаю, ясно! Что ж тут еще ждать? Довел я его до проходного двора, замедлил шаг, подпустил ближе да как обернусь сразу:
"Ты что, мерзавец, за мной по пятам ходишь? А ну, живо чтоб духу твоего тут не было!" Выхватил револьвер и вдруг. слышу: "Тише, тише, товарищ Скворцов! Это я, Кулеша.. Товарищи просили для безопасности проводить вас..." Тьфу, черт! Какой конфуз получился! Чуть я его не пристукнул на месте! рассказывал Арсеньев.
Все смеялись. Динка с восторгом впитывала каждое слово отца.
На семейном совете было решено, что Марина откажется от службы в частной фирме и поживет с отцом на хуторе, а дети будут приезжать каждую субботу на воскресенье.
- А там посмотрим, как дальше будет! Загадывать надолго нашему брату нельзя, - улыбнулся отец и, поглядев на Динку, спросил: - Ну, а как вы там без мамы обойдетесь?
- Ну, что там! За милую душу проживем! - храбро сказала Динка. Ради отца она готова была на самую тяжелую жертву - разлуку с матерью.
Долго, долго сидела тесной кучкой счастливая семья. Динка забралась к отцу на колени и, прижавшись головой к его груди, слушая его рассказы, думала, что если б уже была революция и папа остался навсегда с ними, то ей, Динке, никогда уже не пришлось бы плакать из-за сытой морды торговки или из-за мальчика с оторванным ухом. Всем, всем было бы уже хорошо жить на свете. И, хлопая сонными глазами, Динка отдавалась своим сладким мечтам, прерывая рассказ отца неожиданными вопросами.
- Папа, а после революции будут кормить всех уличных сирот?
- Конечно, доченька, - гладил ее по голове отец.
- И учиться они будут?