Динка. Динка прощается с детством

Я ее так ненавижу, эту Зойку, что избила бы в пух и прах! Но Алина всегда говорит, что у нас интеллигентная семья и потому мы всегда должны быть на высоте. Ну и пусть сама сидит на этой высоте, а во мне, когда я злая, всякая интеллигентность кончается, и я могу любому человеку так дать, что он не скоро очухается. Но, конечно, бить эту кошку Зою нельзя, ее просто не по чем бить. Живота у нее нет, а лицо очень нежное… И вообще бить человека по лицу нельзя, это уж чересчур оскорбительно; мама говорит, что некоторые люди даже стрелялись из-за пощечины. Конечно, драться я не буду, а просто выгоню эту Зойку, и все! Я Леньку люблю еще с Утеса, и Волгу мы вместе любим, а она нигде не была, а лезет… Мы с Леней раньше часто хохотали, а теперь я всегда дуюсь на него. Нет, я Зойку выгоню! Сначала заведу интеллигентный разговор, а если она русских слов не понимает, то просто выгоню!

* * *

Сегодня Зойка опять пришла. Они долго говорили с Леней, а потом Леня куда-то побежал, а она осталась, села на диван и сложила руки на коленях как миленькая. Тогда я придвинула к дивану кресло, уселась в него, сосчитала себе до трех, а потом сказала:

– Я вас прошу оставить наш дом.

Эти интеллигентные слова я где-то вычитала и приготовила их заранее, я еще много слов приготовила, но все полетело кувырком. Зойка подняла свои брови, как будто удивилась:

– Что это значит?

Тогда я выбежала в переднюю, принесла ей шапку, муфту и шубку.

– Одевайтесь! И чтоб вашего кошачьего духа тут не было! Ленька – мой! Мы с ним еще на Утесе пили чай, а вы пришли и распоряжаетесь!

Я думала, Зойка испугается, а она только шире раскрыла свои глаза с поволокой и сказала:

– Я уже давно вижу, что ты на меня сердишься! Но разве так борются за любовь? Глупая ты девочка, ах какая глупенькая!..

Я сразу затопала ногами:

– Пускай я глупая, но я не позволю вам подлизываться к Леньке! Я его никому не отдам!

Тогда она схватила шубку и попятилась к двери, а я упала на диван и стала громко плакать. А Леня, оказывается, уже пришел и все слышал. Он сразу бросился ко мне:

– Макака! Макака!

А я ничего не могла сказать, потому что от слез и от крика во мне все дрожало. А Зоя стояла на пороге и только повторяла:

– Это черт знает что! Я не приду больше к вам!

А Леня подошел к ней и сказал:

– Это я виноват. Уходите. Я передам все дела Васе. – И открыл дверь.

Зойка ушла, а он дал мне воды, но зубы у меня цокали об стакан, я никак не могла успокоиться и все повторяла:

– Мы были на Утесе… мы там пили чай… и заворачивали бублики для революции…

Тогда Леня сказал:

– Макака… Запомни раз навсегда… Ты дороже мне всех на свете… Мне никто не нужен, кроме тебя…

– А эта… Зойка? – спросила я, но он только махнул рукой.

– Если бы ты сказала мне раньше, ее давно бы не было.

Тогда мне стало жалко его; он был весь белый, только брови черные. Но я все-таки сказала:

– Это все потому, что я уродка, а она красивая.

Тогда Леня засмеялся и сказал:

– Ты всегда будешь красивее всех!

Я сидела с распухшим носом, и губы у меня распухли, но я так обрадовалась, что перестала плакать и только спросила:

– Значит, ты понимаешь такую красоту, как у меня?

– Только такую… – сказал он, и мы от радости засмеялись.

С тех пор Зоя больше не приходила. Но один раз я слышала, как Вася сказал Лене:

– Не доведут тебя до добра эти потачки!

А Леня ответил:

– Дело от этого не пострадало.

Зою я больше не видела, она скоро уехала в Петроград…»

* * *

Динка долго сидит, склонившись над дневником. Ей не смешно и не странно читать эти глупые детские строчки. Она так живо вспомнила свои первые слезы, она боролась тогда за свою любовь всеми доступными ей средствами.

Теперь ей пятнадцать лет, она многое поняла. Вместе с девичеством пришла к ней гордость… Никто больше не увидит ее слез из-за любви, она не допустит эти слезы даже наедине с собой…

Динка вспоминает, как благородно скрыл от всех эту дикую сцену Леня. Он скрыл ее даже от мамы, а Васе сухо сказал:

– Динка не хочет видеть Зою. Прими дела и перенеси свои встречи с ней в другое место. И прошу тебя больше не обсуждать этот случай.

Да, Леня поступил благородно. Но почему сейчас вспомнил он этот случай? Неужели это ревность? Такая же глупая и дикая ревность, какая была у Динки. Но ведь Леня уже почти взрослый человек. Но, конечно, если ему так больно видеть свою Макаку с другим человеком, то она должна поступить так же, как поступил когда-то он, Леня. Она должна…

Динка крепко зажмуривает веки, и перед глазами ее встает Хохолок.

«Ты хочешь про-гнать ме-ня?» – заикаясь, спрашивает он.

«Нет, нет!» – в ужасе отмахивается от этого Динка. Ей вспоминаются их поездки на велосипеде в лес, в поле… Она сидит боком на раме, и Хохолок, наклонившись к ее уху, рассказывает ей всякие городские новости, иногда говорит о себе, о своем отце. В последний год он очень сдружился со своим отцом.