Динка прощается с детством

- Не убирай, мне все время пить хочется, - сказала она Лене и, вздохнув, снова начала свой рассказ. - Папа ведь шел в летнем пальтишке, а тут как раз поднялась метель. Ну, жандармские офицеры, видно, сами подмерзли; остановили колонну в одном селе, завели арестованных в постоялую избу, а там теснота, давка, гремят кандалы. Посредине пылает русская печь. И все лезут к огню. Папа рассказывал мне так: "Я сижу, дышать нечем, от мокрой одежды поднимается пар, махра душит... и в глазах сизый туман. Товарищи намочили какую-то тряпку, а голова горит. В дверь набились крестьяне, ругаются с конвойными... И в это время подъехал в своем возке какой-то старожил этих мест, крестьяне встретили его очень почтительно и называли "дохтур"... Явился этот "дохтур" весь в снегу - метель разыгралась такая, что в двух шагах ничего не видно". Все это папе потом рассказали, он говорит, что тогда видел все как во сне. Этот самый "дохтур" показался ему какой-то снежной лавиной, которая с паром и грохотом ввалилась в дверь. Ну, товарищи, видно, сказали ему, а может, он сам увидел весь этот кошмар, только папа слышал, как этот самый "дохтур" кричал на конвойных:

"Мерзавцы! Куда же вы тащите больного человека! Как вы смеете в такую погоду людей, как скотину, гнать! Прогонные денежки в карман кладете! Я буду губернатору жаловаться! Я вам покажу, как позорить Россию! Снять со всех кандалы немедленно!"

Одним словом, дальнейший путь папа ехал уже в санях и в чьем-то тулупе. Товарищи говорили, что этот самый "дохтур" достал у кого-то из крестьян тулуп, валенки, шапку и велел жандармам сдать папу в тюремную больницу. Вот так в первый раз заболел папа и провалялся в тюремной больнице целый месяц. А мы об этом ничего не знали... - тихо закончила Марина.

- Бедный папа... Он такой терпеливый, никогда ни на что не жаловался, вздохнула Мышка.

- Он и теперь не жаловался, хотя здоровье его очень подорвано. Сейчас мне удалось устроить его при самарской тюрьме в больницу. А там свои люди, товарищи носят обед, часто навещают рабочие. Он как-то окреп, немножко поправился. Не знаю, сколько удастся держать его в этой больнице, но будут держать как можно дольше. Папа просил всех вас крепко поцеловать. Я ему рассказывала про Леню, что он уже совсем взрослый и пользуется доверием партийных товарищей... - Марина с улыбкой посмотрела на сияющего от удовольствия Леню и неожиданно сказала: - Леня! Папа настолько сроднился с мыслью, что ты его сын, что просит тебя узаконить, он так и сказал узаконить, и носить его фамилию: Леонид Арсеньев!

- Леонид Арсеньев! Леонид Арсеньев! Как красиво, правда, мама? - захлопала в ладоши Динка.

- А главное, у нас будет одинаковая фамилия! - с гордостью сказала Мышка.

Но Леня, бледный и растерянный, стоял молча. И все с удивлением смотрели на него.

- Ты знаешь, что это невозможно, мама! - наконец сказал он.

Марина, словно вспомнив о чем-то, улыбнулась.

- Мы не требуем от тебя ответа сейчас, - мягко сказала она.

- Как? - обиженно протянула Мышка. - Разве об этом еще надо думать?

Динка, морща лоб, напряженно вглядывалась в лица матери и Лени.

- Я могу ответить сейчас, мама! И тебе, и папе, и Мышке! - Леня поймал руку Динки. - Встань, Макака! Я могу говорить об этом только стоя!

Динка поняла и, вспыхнув, встала с ним рядом.

- Мама! Мы любим друг друга! - торжественно сказал Леня. Серые глаза его на бледном, но счастливом лице выражали такую радость, как будто сообщение, которое он только что сделал, являлось величайшим открытием для него самого.

- Господи ты боже мой... - сказала Марина. - Мне кажется, я это давно знаю...

- Конечно. Это ни для кого не тайна, - подтвердила озадаченная Мышка.

- Нет, тайна! Тайна! - неожиданно рассердилась Динка. - И мы вам первым об этом сказали! А больше никто не знает!

Мышка вдруг залилась своим серебристым смехом.

- Ой, не могу! - стонала она. - Да нет ни одной собаки и ни одного человека, который бы не знал!

- Собаки, может, и знают... - пожала плечами Динка, но Леня перебил ее.

- Так вот, мама! - весело сказал он. - Пусть знают все собаки и все люди, что отныне мы жених и невеста, а так как Арсеньев не может жениться на Арсеньевой, то я вынужден отказаться от большой чести для меня носить папину фамилию. Думаю, что он поймет и простит своего сына за этот отказ! Я сам напишу ему!

- Ну, Леня, тут уж я ничего не могу сказать, - улыбнулась Марина. - Может, это немножко и рано, особенно для Динки, но ничего лучшего для вас обоих я не желаю!

- Конечно, это самое лучшее, но все-таки какая Динка невеста! Надеюсь, вы не завтра побежите венчаться? - улыбнулась и Мышка.

- Нам все равно, - беспечно сказала Динка. - Но мне не нравится, что все вышло так обыкновенно. Лень! Становись перед мамой на колени! И я тоже. Вот так! Господи! Хоть бы какая-нибудь завалящая иконочка! Ничего в этом доме нет!

Динка бухнулась на колени рядом с Леней и, взяв его за руку, нараспев сказала:

- Поблагословить нас, мамо, на счастливую жизню до самой смерти и далее того!

Марина, смеясь, обняла обоих, она была очень растрогана.