— Я пропал, Марина! Я пропал! — хохоча, повторяет он. — Твое изысканное воспитание дает блестящие результаты! Ха-ха! Я погиб!
Катя, зараженная смехом брата, тоже начинает смеяться.
— Да перестань, Олег! С ней же ничего нельзя предвидеть! — оправдывается Марина, с трудом удерживаясь сама от смеха. — Динка, ты совсем не понимаешь, что болтает твой язык! Ведь мы смеемся над твоей глупостью! — говорит она дочке.
— Это плохие слова, Дина, и маме стыдно за тебя! — вступает Алина, не понимая, как могут смеяться взрослые», видя такое безобразие. — Надо говорить «лицо», а не так, как ты… — поправляет она сестру.
— У хорошего — лицо, у плохого — харя, — решительно заключает Динка.
— Правильно! — вскакивает вдруг Олег. — У хорошего — лицо, у плохого харя! Коротко и ясно! Марочка, не сбивай ее!
— Нет, неправильно! Это грубое слово, и если она сама может его произносить, то другим противно слушать! — горячится мать.
— Она не должна даже знать таких слов! — вставляет Катя.
— Ну, а если узнала? И совершенно правильно поняла их? Так чего вы от нее хотите?
Динка со снисходительной усмешкой смотрит на взрослых. Она знает и другие слова, похуже этого! Подумаешь, «харя»! Есть о чем спорить! Послушали бы, как грузчики на пристани ругаются!
Но девочке становится скучно. Она вообще не любит, когда много говорят об одном и том же. А у взрослых языки КАК у ночного сторожа колотушка: тра-та-та… тра-та-та… САМИ кричат и друг друга перебивают, а детям делают замечания.
— Мама! Пойдем к пианино! Мама! Давайте вылезать из-за стола!.. — капризно тянет Динка.
Марина и Катя мгновенно забывают обо всем на свете.
— Олежка, спой! Спой! — обнимая брата, просят они. Любимая вещь в доме пианино — стоит в маленькой комнате, заменяющей в дождливые дни столовую. Алина зажигает свечи, Олег достает папку с нотами, мать придвигает к пианино свой стул. Мышка усаживается с Катей в одно кресло, Алина устраивается на подоконнике, Динка долго возит по комнате свой стул: ей обязательно надо видеть лицо дяди Леки, когда он поет. Наконец и она усаживается, обхватив руками колени.
— Ну, вы уселись? — спрашивает Олег и хлопает в ладоши. — Начали! «Песня жаворонка». Кто написал? Какой композитор? Живо! — обращается он к девочкам.
— Рахманинов! Нет, Глинка! — гадает Мышка.
— Алябьев, — говорит Алина.
— А ты, егоза, как думаешь? — спрашивает дядя Лека Динку.
— Я никак о нем не думаю.
— Нехорошо. Песни любишь, музыку любишь, а не хочешь даже знать, кто написал. Ну, начали! Марина берег первые аккорды.
— «Между небом и землей жаворонок вьется…» — тихо и медленно начинает Олег.
Маленькая птичка кружится и кружится над землей вместе с голосом дяди Леки, с поющими клавишами под мамиными руками, она поднимается вверх и падает вниз. Из-под Динки уходит стул; вцепившись в свои коленки, она тоже поднимается и падает вместе с голосом дяди Леки, вместе с птичкой… И сердце у нее замирает, как на качелях… А жаворонок поднимается все выше, он уже поет над другой птичкой, над подруженькой своей поет этот жаворонок звонкий… Губы Динки шевелятся, лицо принимает выражение поющего Олега, жаворонок кружится уже где-то далеко-далеко…
Когда последние аккорды замирают, все молчат.
Динка тоже молчит. Перед ее глазами встают какие-то смешные штучки-закорючки на нотах. Ей хотелось бы спросить самого композитора, как это он придумал, что из таких закорючек получается песенка птички…
Но дядя Лека ставит перед мамой новые ноты, и все знают, что сейчас будет что-нибудь веселое. Веселая музыка и веселые слова не бросают Динку вверх и вниз, она принимает их как плясовые, ей хочется выделывать какие-то антраша ногами и руками, она не может удержаться и подпрыгивает на стуле в такт музыке.
Но все уже кончается, и только в тишине слышен голос Кати:
— Динка, сиди тихо!
Дядя Лека достает из папки еще одни старые, истрепанные ноты.
— Что это? — спрашивает Марина, глядя на обложку. Когда мама поворачивается, от пламени свечей косы ее блестят, словно переплетенные золотыми ниточками. Но косы мешают ей, брат бережно поднимает их и укладывает за спинку стула. Золотые ниточки исчезают.
— Вот сейчас мы вам споем волжскую песню про Степана Разина! — объявляет дядя Лека.
Динка нетерпеливо ждет. Она знает, кто такой Стенька Разин. Мама много рассказывала о нем. И теперь иногда, глядя с обрыва на Волгу, Динка представляет себе, как выплывают на середину реки расписные острогрудые челны. И на переднем сидит Стенька Разин. Кафтан его весь в серебре и золоте, шапка у него из алого бархата. Стоит перед ним чарка вина, и сидит рядом с ним персидская княжна. Но атаман говорит, чти эта самая княжна совершенно ему не нужна, и Динка вполне согласна с атаманом Стенькой Разиным. Сейчас он будет сражаться и убивать врагов, тут такое подымется, и она будет сидеть и хныкать, а товарищи атамана рассердятся — одним словом, ни к чему ее тут держать! Пускай берет ее себе в подарок Волга-матушка! Вот какая песня есть про атамана, но дядя Лека будет петь про какой-то утес.
— Утес Стеньки Разина, — объявляет он.
Динка настораживается и вся превращается в слух.