Динка

— Лень! — сказала она, сидя на обрыве и тяжело вздыхая. — Ты не рассердишься на меня, если я тебе что-то скажу?

— А что ты скажешь? — усаживаясь рядом с ней, заинтересовался Ленька.

— Я скажу… что я врушка! — неожиданно выпалила Динка и, сильно испугавшись своего признания, начала быстро оправдываться: — Я не хотела тебе врать, ты сам подумал, что я сирота. Но я только для шарманщика тогда пела, ему никто не давал денег. И я не созналась бы тебе, Лень, но я хочу, чтобы ты пошел к моей маме. Она возьмет тебя насовсем. У меня такая добрая мама!

Но Ленька вскочил, и глаза его потемнели от злобы:

— Хватит мне благодетелей! И ты тоже не лазай сюда, коли так! «Насовсем возьмет».. Какая барыня нашлась! Проваливай отсюда подобру-поздорову! Я всю жизнь ел чужой кусок и теперь, может, на смерть иду, чтобы от своего благодетеля избавиться! Уходи отсюда! Я тебя, как сироту, жалел, утес тебе показал, а ты что сделала?

Динка заплакала:

— Я ничего не сделала, я для тебя хотела лучше…

— Ишь язва! Лучше она хотела! Выведала у меня все — куда я теперь денусь? Небось все уже матери растрепала обо мне? Говори, кому сказала про утес? Ну, говори! А то как двину сейчас, так и останешься на месте!

Слезы у Динки высохли, глаза злыми, колючими иголками впились в лицо товарища:

— Я никому не сказала и не скажу! И не приду сюда больше, и знаться с тобой не хочу! Я тебя тоже, как сироту, жалела… — Динка вспомнила красные рубцы на Ленькиной спине, и губы ее задрожали: — Я из-за тебя плакала, а ты меня какой-то язвой ругаешь и бить хочешь!.. Ладно! Я сама тебя побью, если захочу…

— Ты — меня? — прищурился Ленька. — Ну, бей! Ну, захоти! Кричи свое «Сарынь на кичку!» и бей! — издевался он, выпячивая грудь и загораживая Динке дорогу.

— Если захочу, так и побью. Но я не захочу, потому что и так… у тебя… вся спина… — Динка безнадежно махнула рукой и снова заплакала.

— А что тебе моя спина? Это ведь другие били… а теперь ты руку приложи, — горько усмехнулся Ленька.

— Я пойду… — сказала Динка.

Но мальчик снова загородил ей дорогу:

— Переплачь, тогда и пойдешь. На-ко вот… гребень тебе купил, неожиданно добавил он и, вытащив из кармана завернутый в бумажку железный гребешок, протянул девочке.

Но Динка оттолкнула его руку:

— Не надо мне ничего!

— Да бери уж!

— Не надо!

— Эх, ты! — с укором сказал Ленька, держа в руке гребешок. — Я последние пять копеек заплатил… какую корзинищу одной торговке нес. Думал, обрадуешься ты, расчешешь свою гриву…

Динка бросила косой взгляд на гребешок.

— Не надо мне от тебя ничего, — повторила она.

— Ну, не надо так не надо, — сказал Ленька и сел на траву, обхватив руками колени. — Тогда и книжку свою бери, мне тоже не надо, — добавил он, поднимая обернутую в бумагу книжку. — Дала, теперь бери назад.

— Это не я дала, это Мышка, — не оборачиваясь, ответила Динка и медленно пошла по обрыву. Но Ленька догнал ее.

— Бери гребень, тогда возьму книгу, — примирительно сказал он. — Тебе ведь купил, зленная какая!

— Я не зленная, а если ты меня прогонял и язвой ругался, то мне и гребня но надо.

— Прогонял… А зачем врала про себя? Я к тебе с хорошим, а ты ко мне с плохим. Я думал, ты хоть и маленькая девчонка, а дружбу понимаешь.

— Я ничего тебе плохого не сделала, я и не врала вовсе, а просто не сказала сразу, потому что ты только сирот жалеешь. А раз я не сирота, то и водиться со мной нечего! — сердито сказала Динка.

— Значит, и на утес не пойдешь?

— Домой пойду.

— Ну ладно, — грустно сказал Ленька. — Меня Митрич на субботу в город посылает. Рыбу он даст продать. Я думал, вместе с тобой поедем. Там на базаре карусели есть. Кто на лошади едет, а кто в санках. Один за другим крутятся вокруг столба. Видала ты их?

Динка покачала головой.

— Ну вот! — обрадовался Ленька. — Я бы покатал тебя. Мне Митрич десять копеек обещал за рыбу. А на каруселях, верно, недорого. Да ты бы хоть и одна покаталась, я не маленький…

У Динки захватило дух.

— Я бы поехала, — нерешительно оказала она, — но ведь мы уже раздружились.

— Да я больше не сержусь на тебя, — улыбнулся Ленька.,

— А я сержусь! Зачем ты меня язвой обругал? Поклянись, что больше так никогда не скажешь! Тогда поеду!

— Да ну тебя! Еще клясться ей буду! — рассердился Ленька.

— Ну, тогда катайся сам на своих каруселях! — И Динка решительно двинулась вперед.

— Да погоди! Ну как я клясться буду? Чего хоть говорить-то? — расстроился Ленька.

— Как ругался, так и клянись.

— Язвой, что ли?

— Не язвой, а своим честным именем и гробом.

— Каким гробом?

— Своим, конечно.

— А где у меня свой гроб? — засмеялся Ленька, — Я же не мертвец!

— Так будешь мертвецом, если нарушишь клятву! — припугнула Динка.

— Я и без клятвы буду мертвецом, если хозяин мой вернется, а на барже пусто.

— А разве он уже должен приехать?

— Да не должен бы… Но я ведь на барже с утра не был. Ну как он вернулся? — забеспокоился вдруг Ленька.

— Тогда, значит, мы и в город не поедем?

— Какой тогда город!

— Как же я узнаю, Лень, приехал он или нет?

— А где ты живешь? Далеко отсюда?