Динозавры России. Прошлое, настоящее, будущее

Вдоль дороги лысеют отвалы угля, трава на них не растет. После очередного поворота спереди во всю ширь открывается чернильная полоса – разрез. От него начинает кружиться голова.

Представьте: кругом полнейшая идиллия и пастораль – золотистые поля пшеницы, веселенькие пятна разнотравья, салатовые, изумрудные рощицы, какие-то барашки облаков. Посреди же всего этого – огромная черная угольная полоса. Кажется, что из картины Шишкина вырезали кусок и оставили широкую темную линию. Угольная полоса черна до невозможности. В природе такого цвета не бывает, не должно быть. Он совершенно нездешний, это цвет пустого космоса, и странно видеть его на нашей планете. Полоса угля кажется дырой во времени и в пространстве, симфонией Карла Орфа на фестивале балалаечников. Роторный экскаватор рядом с ней выглядит игрушечным.

Идеально вертикальная стена угля возвышается двумя уступами. Каждый по тридцать метров, как десятиэтажный дом. В длину карьер тянется на восемь километров.

160 миллионов лет назад все это было торфяным болотом, по которому бродили динозавры, ползали черепахи, бегали цинодонты с маммалиаформами.

К краю разреза подходить нельзя, это опасно, да и не нужно. Серые и рыжие уступы с костеносными породами лежат чуть дальше от угольной стены.

Вокруг хватает странных пейзажей. Раскинулось ровное, как скатерть, плато черного песка – это отвалы угля, который на солнце рассыпался в мелкую крошку. Блестят лужи малинового цвета, между холмами текут изумрудные ручьи. Можно долго глазеть и удивляться, словно попал на другую планету.

Краснолуцкий весь обращается в зрение, встает на колени, с вдохновением смахивает ножом глину, копает… Затем поднимается, отряхивается, рассматривает на ладони какую-то песчинку, отходит в сторону, идет вдоль холмов, как аист, высматривает на земле мелкие косточки.

Уже двадцать лет он приезжает искать динозавров и все никак не успокоится. А местонахождение до сих пор больше обещает, чем дает. Ясно, что здесь потрясающе много ценного материала, но добыть его нелегко. С ходу попадаются только куски черепашьих панцирей и россыпи чешуи. Челюсти, черепа и скелеты играют в прятки. Обычное дело. «Хоть живи здесь, все равно ничего целого не находишь», – жалуется Краснолуцкий.

Он преувеличивает. Находок понемногу становится больше. Но местонахождение в самом деле словно испытывает его терпение. Недавно ему попалась странная кость – может быть, от древнейшего в мире анкилозавра. Но как узнать по одному фрагменту? Нужны более полные находки.

Ничего не понятно с гетеродонтозаврами. Какие они? По зубам рептилии мало что скажешь, нужна хотя бы челюсть, а ее нет.

Должны быть брахиопоиды, как в Песках. Место было самое подходящее: много рыбы, болота, озера. Но их в Березовском нет совсем. Почему? Кто же знает…

Серая глина разбита трещинами, усеяна обломками панцирей. На память приходит бессмертное:

Со вздохом витязь вкруг себя
Взирает грустными очами.
«О поле, поле, кто тебя
Усеял мертвыми костями?»

Блестит вымытый дождями зуб килеска. Рядом бежевая кость, берешь в руки – разваливается на куски, словно песочное пирожное. Внутри костей пористая структура, верный признак динозавров. Их кости были пронизаны множеством пустот, были легкими и прочными, как шуховские башни – настоящее инженерное чудо. Благодаря полостям в костях динозавры, по сути, становились огромными воздушными шариками. Это мешало им плавать: динозавр не мог полностью погрузиться в воду и болтался на волнах, как надувной матрас.

На ветру кивают желтые цветы. Вдалеке, километров за двадцать, начинается дождь: под острым углом к земле падает серая стена воды. Тучу несет к разрезу, приходится собираться обратно.

Заворачиваем остатки в прозрачную пищевую пленку, под моросью шагаем в контору. Вдоль кромки карьера краснеют таблички «Стой! Опасная зона». Из разреза несется страшный ветер, который сильно разгоняется на пустом пространстве. Кажется, будто здесь стоит огромный пылесос, который со свистом тащит в себя воздух со всей округи. Мелкая пустельга выныривает из отвалов, попадает в поток и тщетно пытается с ним совладать, частит крыльями, но быстро сдается, ветер уносит за холмы. Высоко над головой недосягаемый для ветра чертит круги неизменный сибирский коршун.

Обратно в Шарыпово едем на автобусе с рабочей сменой. «Раньше, когда был КАТЭК, все в городе было новое, крашеное, аккуратное. Теперь пришло в упадок, стало некрасивым. Но ведь надо и другую красоту видеть», – вздыхает Краснолуцкий.