Диоклетиан. Реставратор Римской империи

После 250-х годов на удивление большое число протекторов сделало решительно блестящую карьеру, поднявшись из рядовых до высших постов в армейском командовании и на гражданских должностях. Траян Муциан начал службу простым солдатом, стал центурионом и протектором, затем командиром легиона, дуксом и, наконец, префектом Месопотамии.[39] Волузиан прошел путь от центуриона до префекта претория, затем получил пост префекта Рима — один из самых вожделенных чинов в империи.[40] Веком раньше ни один легионер не мог мечтать о таких высотах. Теперь же подобные карьерные взлеты отнюдь не были чем-то исключительным: границы сословий рухнули, и в систему управления государством проникало все больше талантливых людей из рядового состава армии. Лишившееся прежних позиций сенаторское сословие ненавидело и презирало «варваров» иллирийцев; след этой ненависти можно увидеть в творениях историков даже много веков спустя.[41]

Имя Диокла впервые мелькает в документах в первое десятилетие после правления Галлиена. По видимости, он был dux Moesiae, т.е. командиром довольно внушительного войска на нижнедунайском фронте, в Мёзии (приблизительно на территории современной Болгарии).[42] Упоминания довольно разрозненны: о нем писали два Виктора — Евтропий и Лактанций — и более поздние историки, такие как Зосим и Зонара, которые опирались на ныне утерянные хроники. Печально известная своими неточностями «История Августов» (Historia Augusta) повествует о службе Диокла в Галлии (где тот получил предзнаменование своего будущего возвышения), но никаких подтверждений этому нет. Однако, соблюдая определенную осторожность, мы можем на основании этих источников набросать потрет будущего императора. Властный, одаренный, несомненный честолюбец, но при этом от природы проницательный, расчетливый, не признающий ничьих советов; всегда пытается просчитать развитие событий на несколько ходов дальше прочих. Человек, который может выполнить наитруднейшую задачу с помощью скрупулезного планирования, просчитав все возможные варианты и обеспечив достаточно прочное основание, прежде чем приступать к активным действиям. Из тех командиров, которые не прощают небрежности в мелочах, даже если операция завершилась успехом.

Хулитель Диокла Лактанций откровенно называет его благоразумие трусостью (как обычно преувеличивая и тем самым разрушая всю свою аргументацию).[43] Однако факт остается фактом: Диокл не был прирожденным военным; он не поддавался мгновенным импульсам и не был склонен к браваде, как многие профессиональные офицеры. Он не был и любителем дружеских попоек с солдатами, хотя иногда прибегал к ним, если это соответствовало его целям. Невольно приходит в голову, что военное ремесло он постигал с такой же методичностью, с какой осваивал бы любую другую профессию, будь у него такая возможность. Хотя его способности к командованию были несомненны (без них Диокл никогда бы не поднялся до таких высот), они были результатом усилия ума и воли, а отнюдь не героическим горением, как у некоторых других командиров, истинных почитателей Марса, для которых главной целью битвы была слава. Но в этом отношении, если верить писателю-современнику, Диокл оказался в отличной компании:

Идеальный римский военачальник не относился к категории героев, ведущих свои войска навстречу победе или гибели. Он продвигался вперед не спеша, тщательно подготовившись к переходу, строя позади войска дороги для подвоза припасов и сооружая для ночлега укрепленные лагеря, чтобы избежать непредсказуемых потерь при быстрых переходах. Он предпочитал скорее дать врагу отступить на укрепленные позиции, чем дать открытый бой, скорее осадить врага и дождаться, пока голод сделает свое дело, чем нести тяжелые потери, беря укрепления штурмом. Преодолев дух времени, когда все еще свежи в памяти были героические идеи греков... великие полководцы Рима отличались предельной осторожностью.[44]