Диоклетиан. Реставратор Римской империи

Но в остальном он не наносил Риму оскорбления. Его посланники, не жалея сил, убеждали римлян, что они могут не опасаться репрессий и изгнания, что их новый правитель считал победу при Марге вовсе не победой Востока над Западом или одной партии над другой, а примирением, началом новой эры. Соратники Карина не должны опасаться за свою жизнь лишь из-за своей верности прежнему императору. Чтобы подкрепить слова делом, Диоклетиан оставил Аристобулу, префекту претория Карина, который в тот год был консулом наравне с погибшим императором, и его консульство, и должность префекта до конца года.[78] «Это обстоятельство было, насколько люди помнят, новым и неожиданным, — писал позднее Аврелий Виктор, — ибо в гражданской войне ни у кого не было отнято ни имущества, ни славы, ни достоинства, ведь нас радует, когда нами правят кротко и мягко и когда установлен бывает предел изгнаниям, проскрипциям, а также пыткам и казням».[79] Согласно одному источнику, Диоклетиан повторил торжественную формулу, которая по-прежнему пользовалась большим уважением сенаторов: что из всех прежних императоров он возьмет себе за образец гуманного Марка Аврелия.

Вполне возможно, что за время шестимесячной психологической войны агенты Диоклетиана подготовили почву, заключив тайные соглашения в Риме. Если всерьез предположить, что даже драматический поворот событий при Марге был результатом предательства, тогда, видимо, вся администрация Карина была ему неверна, и хваленое милосердие Диоклетиана было лишь уплатой долга. Но если и так, зачем было нести такие потери в битве, прежде чем шпион нанес Карину роковой удар, и почему армия Карина была так близка к победе? Диоклетиан был хитер и крайне удачлив, но подобные теории, которые попросту сводят успехи к сверхсекретным архиковарным планам, представляют собой лишь пародию на толкование событий. Правительство и армия Карина ничего не знали о Диоклетиане, но привыкли к подобным переменам. И примирение с новым правителем, вероятно, казалось им мудрым решением. Вполне вероятно, что Диоклетиан лишь наполовину понимал, что означала для сенаторов фигура Марка Аврелия, и лишь следовал удачному совету, словно новый тайнсайдский политик в своей речи к лондонцам — если, разумеется, император действительно произнес речь, в которой вспоминал славного правителя прошлого. Почти все ставленники Карина были, вопреки клевете, весьма знающими людьми; и Диоклетиан, пока не мог утвердить свою власть на западе империи, решил предупредить появление новых узурпаторов, развеяв страхи, вернув людям уверенность и приманивая способных чиновников перспективой карьеры.

Проблема опять-таки была в гигантских расстояниях между центрами власти и горячими точками на разных концах империи. Уже к лету 285-го со многих границ начали поступать вести, которые до поры оставались без внимания императоров, занятых войной с Персией и друг с другом. Несмотря на усилия предшественников Диоклетиана, Дунай снова подвергался нападениям сарматов. Еще более тревожной была ситуация в Галлии. Снаружи империя терпела урон от племен аллеманнов и бургундов, которые в огромном количестве двинулись через южное течение Рейна, в то время как франки и саксы разоряли прибрежные низменности вокруг устья Рейна, почти не встречая сопротивления. Внутри же рухнул весь порядок жизни государства, а сообщение между его частями было парализовано. Ужасы вторжений и поборы государства, последовавшее бегство жителей из сельской местности, приведшее к еще более жестоким поборам, давно стали для крестьян невыносимым бременем и вылились в итоге в отчаянный массовый бунт. Прежние разрозненные банды, избегавшие столкновений с солдатами, объединились в орду голодных мятежников, достаточно могучую, чтобы идти куда заблагорассудится, брать что хочется и бросать вызов государственной власти. Виллы были разграблены, города отрезаны друг от друга, а отряды армии оказались запертыми в своих укреплениях без возможности получить подкрепление или набрать его из числа местных жителей. Подобного хаоса страна не видела уже 20 лет, со времен Постума, — и в самом доле, этот хаос был итогом той же ситуации в экономике и той же постоянной незащищенности, как и те, что привели Постума к власти. Рим мог окончательно лишиться Галлии.[80]