Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я

Не мне прощать – и не мне осуждать.

– Не хотел!..

Я вышел, не ответив, не оглянувшись. Меня ждала война.

...С Пенелопой знакомиться не стал. Почему-то не захотелось.

* * *

– К переправе!.. Первая сотня пошла!..

– Аргос! Аргос! Аргос!..

– Вторая сотня!..

– Кур-р-р-р! Кур-р-р-р!

– Третья сотня!..

– Кей Кавад! Кей Кавад!

– Четвертая сотня!..

– У-у-у-у-у!

– Ну что, Мантос? Все как раньше?

– Э-э, Диомед-родич! Все как раньше, все как прежде!

– А может, тебе в Куретии остаться, дома? Ведь навоевался ты уже, брат Мантос?!

– Что говоришь, ванакт Диомед? Не слышу! Уши совсем заложило, понимаешь, да?

– Жди нас, Ахайя, жди нас, Эллада!
Мертвых детей, о тебе не забывших.
Ты позови – мы придем из Аида!
Вместе мы живы!
Вместе мы живы!

* * *

– Храм светится! Чудо! Чудо!

Я даже не оглянулся – слышал уже. Слышал и видел. По всей Ахайе, по всей Элладе, желтым тревожным огнем горели алтари, переливались холодным пламенем деревянные и каменные истуканы. Не хотелось даже думать – почему.

– Чудо! Родные боги – за нас!..

– Чудо! Миру конец пришел!..

Тегея – маленький пыльный городишко посреди Пелопоннеса. Не городишко даже – полтора дома на холме. Когда-то сюда примчался гонец, чтобы поведать мне о мятеже в Калидоне. Теперь же Тегею было не узнать. Исчез город среди шатров, среди сотен костров, горевших по всей долине, до самых гор. И трудно было даже понять в ранних весенних сумерках, где кончаются наши и начинаются вражьи.

Гилл Гераклид отказался от переговоров. Он ничего не хотел, сын дяди Геракла, мой двоюродный брат. Только нашей земли – и нашей крови.

Пришли не все. Уже покорились Афины и Платеи, из последних сил держались Фивы, отбивался от чужих кораблей Саламин, отсиживался за стенами Пилоса мудрый Нестор, откупился от врага (надолго ли?) Аргос. А тех, кто все же пришел, кто не побоялся выйти на последний бой, я совсем не знал. Они были слишком молоды, дети тех, кто уплыл под Трою. Значит, снова мальчишкам идти на смерть!..

Нужны ли мы здесь?

– И что ты п-предлагаешь, б-богоравный Диомед?

Знакомый блеск золотых щитов, знакомый красный полог огромного шатра, знакомый Пелопсов жезл...

...И худой безусый паренек, так похожий на Менелая – того, кто подбежал ко мне когда-то у Львиных ворот. Только у белокурого не дергалась щека, не кривились судорогой губы, не сбивалась речь.

– Нас м-меньше... м-меньше, нас могут легко ок-кружить, богоравный Диомед! У д-дорийцев – железные мечи.

Кривит узкий рот Орест, сын Агамемнона, ванакт микенский. Убийца матери. Убийца дяди. Мститель за отца. Не по себе ему – и не только из-за близкого боя.

– Их больше, – соглашаюсь я. – И нас могут окружить. И железных мечей у нас мало. Но дорийцы – все-таки не войско. Пока не войско. Они идут в бой семьями, фратриями, племенами, они не смогут выстроить фалангу...

– Как п-под Троей? – попытался улыбнуться он. – М-мне рассказывали...

– Как под Троей, – вновь киваю я. – Мертвецы очень хорошо научились воевать, ванакт Орест. Мы теперь с Танатом не разлей-вода!

Дергается щека у богоравного Ореста, недоверчиво глядят темные испуганные глаза. Не верит заморскому заброде микенский ванакт, полубезумный мститель, проливший кровь той, что его когда-то вскормила.

Кого он больше боится? Дорийцев – или нас?

– Гилл Г-гераклид – твой б-брат, богоравный Д-диомед!

– Да, – опять соглашаюсь я. – Мы были двоюродными братьями. Мы все были братьями, Орест...

...Худой узкоплечий мальчишка с горящим наивным взглядом. «Куда ты спрятал войско, дядя? Я никому не скажу!..» И теперь я буду убивать сына дяди Геракла ради сына Агамемнона! А я еще смел осуждать Любимчика!..

– Б-богоравный Диомед! Если... к-когда мы победим, обещаешь ли ты увести свои в-войска, не т-требовать себе венец Арг-госа? П-пойми, вы все здесь чужие, в-вы словно выходцы из Г-гадеса!..

Наши взгляды встретились, и он замолчал.

Страшно изгнаннику жить, но страшнее проклятой чужбины,

Если родная земля кажется камнем ему...

– Внимание, богоравные! Войско выстраиваем спиной к северным воротам Тегеи в три линии. Первая линия: тегейцы, спартанцы...

– Но, богоравный Диомед! Три линии? Так никто не воюет!..

– Бар-р-р-р-ра! Да что говор-р-рит этот гр-р-речишка?[54] Р-р-регус, пер-р-ретолкуй ему, что так только и ср-р-ражаются!

– ...Ясно?

– Ясно, богоравный Диомед. Сначала погибнет первая линия, затем вторая. А что будет потом?

– А потом погибнет третья. Или победит.

– Э-э, Диомед-родич! Все хорошо, Диомед-родич. Ворона только я увидел, понимаешь, да? Слева этот ворон взлетел, проклятый! Ты не волнуйся, ванакт Диомед. Ворон, коршун, гидра – Мантос не подведет тебя, родич!..

Весенняя ночь – холодная, муторная, никак не кончалась. Тянулась, тянулась, тянулась... На востоке даже не начало белеть, словно Земля Светлых Асов за Лиловым морем жалела солнечного огня для обреченных – тех, кому осталось жить всего несколько часов. Неровным щитом низких туч заслонились испуганные звезды.

Черное небо, черная земля.