И никто, даже Капанид, не знает, как мне сейчас страшно. Не ножей их дурацких. Себя! Отец лишился дома и очага, а ведь он за деда заступился. За басилея законного! А что обо мне говорить будут? Еще шажок, и станет Дурная Собака – Собакой Кровавой.
И что тогда?
– Уйдите, – говорю сквозь зубы, глядя прямо в их глаза – одуревшие, в пьяной поволоке. – Хуже будет, болваны!
– Собака этолийская! – жеребец выскакивает вперед, в руке – меч его дурацкий. – Собака этоли...
...Река шумит совсем рядом, тихая, спокойная. Странно, я не могу ее увидеть. Только плеск – и легкий теплый ветерок.
Тихо-тихо.
Тихо...
Река совсем близко, только шагни, только вдохни поглубже свежий прозрачный воздух...
Выныриваю! Ищу руками берег. В себе зацепку ищу. Дядя Геракл говорил – главное твердое нащупать. Вокруг. Или в себе самом. Ухватиться, задержаться, не дать захлестнуть с головой...
Тщетно! Берега нет, и меня больше нет, есть только река...
Плещет, плещет...
...И рука Капанида на горле – боевым захватом. В крови рука.
– Сильно? – выдыхаю. – Ранен... сильно?
Глаза уже шарят вокруг. Крови много, но пореза не видно.
– Да царапнули! – Сфенел морщится. – Только не меня – тебя.
Только сейчас понимаю, почему ноет левая рука. Ладонь разрезана – поперек. Конечно, это можно и царапиной назвать...
– Это ты за меч схватился, – гудит Сфенел. – Я и сообразить не успел, а ты уже мечом...
Встаю, мотаю головой прогоняя обрывки безумия. Вокруг... Пусто вокруг! То есть, не совсем, но трупов, кажется, нет.
– А меч где, Капанид?
– Там! – палец тычется прямо в Данаев погреб. – Ты их сначала погнал, потом меч кинул, вот я и решил, пора тебя...
– ...Взнуздывать, – я поморщился. – Вот гарпии, вечер испортили! Пошли отсюда к воронам!
– А... А она?
Девчонка – грязная, замученная, голая – там же, у камня, где ее бросили. Спутанные волосы падают на лицо. В темных глазах – ужас. Моргнула, попыталась встать на четвереньки.
Упала.
– Тут я хитон с одного снял, – невозмутимо замечает Капанид. – Может, подойдет?
Представляю себе голого пеласга – и начинаю приходить в себя. Молодец, Сфенел! А в следующий раз – вообще семь шкур со всех них спустим и голыми в Ливию гулять пошлем!
– Ее надо одеть, – предлагает мой друг. – И помыть. То есть, сначала помыть... Гм-м...
Мыть ее пришлось у меня дома – предварительно под руки притащив. К Сфенелу ближе идти, но у него, как всегда, родичи гостят (опять про свадьбу говорить приехали!). Все козами благоухают, и бороды козлиные, и голоса. Увидят дульку – заведут рулады, козопасы-козлодои!
А у меня дома – покой и тишь. И разгром, как после куретского налета. Всего две служанки и осталось, и те больше к конюхам на соседнюю улицу бегают. Одну, правда, удалось изловить и приставить к делу.
Девица что-то пыталась говорить, но слушать ее я не стал. Во-первых, хотелось еще с Капанидом на улице чуток посидеть, потолковать, а перед этим, понятно, повязку на руку наложить. А во-вторых... Во-вторых, самое время к Горгоне пробежаться. Хорошо, что дядя Эвмел поздно спать ложится!
АНТИСТРОФА-I
Я не ошибся – дядя еще не спал. Как всегда, в третьей горнице, верхом на треножнике, как всегда, все светильники зажег, и глиняные, и бронзовые. И глаза портит, тоже как всегда – папирус со значками разноцветными разбирает. В левой глазнице – хрусталь полированный, чтобы видеть лучше. Взглянешь – страшно, огромный глаз, как у гидры!
– По дулькам бегал, старший эфеб? Это они тебе ладонь-то прокусили?
Сказал – и хрусталем блеснул. Поминает мне он этих «дулек»! Уже три года поминает – не забыл!
– По очень странному стечению обстоятельств, именно так, – согласился я. – Дядя, давай с тобой в игру сыграем!
Это уже я ему напомнил – про то, как мы Древний язык учили.
– А правила такие, дядя. Сегодня вопросы задает только старший эфеб Диомед. А мудрый наставник Эвмел отвечает. Пока не надоест. Годится?
Папирус он сворачивал с явной неохотой. Сложил, покрутил, словно не зная, куда деть.
– Годится, о наглейший из старших эфебов. Только брось сначала эту древнюю мудрость куда-нибудь под кресло.
Сказано – сделано. Прошелестел папирус через всю горницу.
В яблочко!
– Ну, племянник, – хрусталь снова блеснул, причем весьма ехидно. – Изреки слово златое, потешь мою душу!
– Душу, дядя, ты мне тешить будешь, – не согласился я. – А первый вопрос такой...
Хотел уже спросить, то, что и наметил на первое, но тут не к месту Алкмеонову стаю вспомнил. И деда, Адраста Злосчастного – тоже.
Стоит ли? Стоит!
– Дядя, кто должен править в Аргосе? На самом деле?
Думал, он сердиться начнет, ругаться. Или хотя бы размышлять – долго. Да и вообще, что за вопрос? Ведь дядя Эвмел – сын законного владыки, Адраста Талида! Да только он и думать не стал.
– Тот, кто сильнее, Диомед. И тот, кого поддержат гиппеты.[24]
Вот те раз!
– Ты ведь сам все знаешь, мальчик! Законы, обычаи, Миносово право – все это для слабых. Для сильного законов нет. Сто лет назад Микены были жалким городишкой, а теперь их ванакт считает нас своими данниками. А что изменилось? Зевс молниями грянул?