– Нет! Лучше умрем!
– Умрете! – согласился я. – Все! Дети, женщины – и ваши семьи тоже. Сдаваться на милость следовало раньше. А чем ты думал прежде, Прорицатель? Когда мы высадились, достаточно было просто отдать нам Елену...
...Наверное, нет. И тогда бы Крепкостенная не отделалась так дешево. Но сейчас, когда Фимбрийская равнина покрылась нашими могилами...
– Согласен!.. – Эней, с тяжелым вздохом. – Мои дарданы... Их осталась так мало!
Неужели плачет? Кажется, да. Слезлив он, наследник дарданский!
– Я тоже согласен, – Гелен, сквозь зубы. – Иначе мой отец погубит всех... Но я не все решаю, Тидид! Парис... Пока он жив...
Ясно! Парис... и еще НЕЧТО. Спросить? Нет, не скажет. Он – не предатель.
– Завтра, до заката, я должен услышать ваш ответ. И не шепотом – в полный голос. Тогда поговорим о тех, кто будет жить...
И снова молчит тьма, каменно, страшно. Что бы я делал, что бы решил на их месте? И представлять не хочется!
– Ты сжег Хаттусу, Диомед? Это правда? Там погибли все, даже дети?
Вопрос – как удар в лицо. Как сполох рыжего пламени над обреченными крышами.
«...И ты, Дамед, владыка жестокий!»
– Они открыли ворота, – выдохнул я. – Поэтому погибли не все...
Черная темень вокруг, черная тьма над обреченной Троей.
Мы – тьма. И я – тьма.
...Агамемнон обнимается с Приамом, Менелай жмет руку Парису, мы вместе с Энеем плачем над погибшими, а Калхант и Гелен дружно пророчат многие лета браноносным ахеянам и конеборцам-троянам.
И все будут живы...
Неужели и вправду, Ты, Ахве-Единый, создал нас по Своему образу и подобию? Неужели Ты таков, как мы? Почему Ты не повелишь стать нам иными, не повелишь возлюбить врагов своих? Или мы просто рабы – рабы пустых клятв, ненависти, злобы?
...И ответил Господь Противоречащему, сказав: «Поведай Мне, слуга лукавый...»
– Осторожнее, Диомед, грязно тут!..
Поздно! Я уже от души ударился плечом о какой-то выступающий из стены камень. Большой, острогранный. Грязный. А уж какие благовония были разлиты здесь!
– Там сейчас поворот...
Заботлив Эней Анхизид, ну, прямо нянька. Чуть ли не под локоток поддерживает.
Подземный ход. А может, и подскальный. Осторожный Гелен велел вывести меня из Пергама-акрополя именно им. Оно бы и полезно было (подземный ход! прямиком к Приаму-козлу!), да только что разберешь в темноте? Разве что Энеево сопение. И если бы только сопел, дарданец! Он еще и говорить пытается. Вот только у меня нет охоты язык чесать – с ЕЕ сыном.
...Верно, Гелен Прорицатель, поздно нам считаться кровью. Но Амикла погибла не у Скейских ворот.
– Ты, кажется, был ранен, Диомед? В ногу?
Фу ты, заботливый нашелся! Постой-ка...
– Точно! Неделю назад, у лагерного частокола...
Замер я, застыл, забыв на миг даже, где я – и с кем. Троянская стрела перебила мне кость, когда Гектор прорывался к нашим кораблям... А я даже не хромаю!
– Эней, а... а ты?
Ведь я знаю, что такое удар копья в бок!
– Зажило, – равнодушно бросил он. – Давно уже...
То ли сырость, то ли холодный пот на лбу... У людей такого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!
...И снова никто даже не удивился.
Тьма внезапно пахнула жаром, кипящая чернота забила горло.
– Пойдем, Диомед, рассвет скоро... Тут еще один поворот. А потом...
Не успел договорить Анхизид. Сгинула тьма. Расступилась. Неровный желтый огонек...
– Тс-с-с-с...
Мы прижались к стене, превратились в мокрый осклизлый камень. Я привычно потянулся к рукояти меча... Пусто! Ах ты, Гадес, внизу, у стен оставил!..
...Неровный желтый огонек был уже совсем рядом. Из дрогнувшей темноты медленно проступило лицо.
Старое.
Страшное.
Знакомое...
Худая сгорбившаяся старуха медленно прошла мимо нас, даже не заметив. Бронзовый светильник дрожал в узловатых пальцах, желтые огоньки плясали в пустых, подслеповатых глазах. Призрак Елены исчез во тьме...
...И это все – ЭТО ВСЕ! – из-за НЕЕ?!!
– Хворает, бедняжка, – сочувственно вздохнул Эней. – И ночами не спит...
...Маленькая женщина в легком голубом гиматии стояла на ступенях. Ветер играл золотистыми волосами...
Раскрылись рты, выстрелили жарким потом ладони, звякнул о камень чей-то венец, с головы соскользнувший.
...Маленькая женщина улыбнулась, кивнула, чуть поправила золотые пряди...
На пустой улице я долго глотал свежий ночной воздух. Как хорошо выйти из Аида... Если бы еще не этот заботливый рядом! И если бы этот заботливый хотя бы помалкивал!..
– Мама не понимает, Диомед – за что? Почему ты...
Я только отмахнулся. Да при чем здесь наши мамы?.. И тут только дошло... Его МАТЬ не понимает. ОНА не понимает!
– За что ты ЕЕ так ненавидишь? ОНА мне все рассказала, Тидид. Та девушка, твоя девушка, умоляла МАМУ забрать ее. Умоляла! Жребий бросали трижды, и каждый раз...
Захотелось схватить его – ЕЕ сына – за горло. Захотелось завыть, заорать...
– Ты... Ты ее очень любил, да? Я... Я так сочувствую тебе, Диомед! Это.. это ужасно!
Эней Анхизид плакал... Разжались пальцы, стиснутые в кулак.