Дип. Месть «Красной вдовы». В аду все спокойно

— Да, да, я понимаю, что вас это удивляет, но я все объясню. Меня профессионально интересовал метод крепления лепных цветов, применявшийся раньше. Я решил, что не совершу особого преступления, если отделю одну лилию. Вы простите меня, Аллан, за этот ущерб. Я бы, конечно, восстановил все, как было. Когда любишь свою профессию, иногда становишься маньяком. Вам всем трудно меня понять, господа, вы никогда не создавали обстановку, но когда чувствуешь себя немного художником… Что касается инструментов, то поверьте, я взял то, что оказалось под рукой.

— Я не понимаю, почему мы все должны выслушивать эту возмутительную чушь, — вдруг взорвался Ментлинг. — Вы только послушайте его, он целыми днями терял здесь время, мечтая об этой лилии.

— Но, честное слово, Аллан, я не повинен в смерти Гийо! — воскликнул Равель.

— Успокойтесь, Ментлинг, дайте человеку докончить, — сказал с улыбкой Г. М. — Кроме того, вы же слышали, надо быть художником, а вы, по–моему, далеки от искусства! Что касается вас, — повернулся он к Равелю, — я верю, что не вы убили Гийо, я верю даже тому, что лимонный гарнитур настолько захватил вас, что лишил сна.

Равель благодарно закивал ему головой.

— Кстати, — продолжал Г. М., — на этом столе также нарисована лилия, уберите-ка ваш портфель, Местерс, чтобы мы все могли полюбоваться ею, надо хоть иногда чувствовать себя немного художником.

При этих словах Г. М. Местерс поднял портфель со стола. Бриллианты засверкали опьяняющим блеском; все взоры обратились на Равеля. Лицо его покрылось мертвенной бледностью, он застыл, как в столбняке, одни глаза казались живыми на этом неподвижном лице, глаза маньяка, с безумным выражением устремленные на драгоценности. Эта немая картина продолжалась всего лишь несколько мгновений, но всем присутствующим она показалась вечностью. Затем Равель зашатался, точно получив солнечный удар от яркого блеска камней. Он, несомненно, упал бы, если бы Керстерс не усадил его насильно на стул. Равель покорно дал себя усадить. Затем из его груди вырвался глухой стон. Он казался сломленным человеком, нисколько не походившим на недавнего уверенного в себе веселого француза. Метаморфоза была необыкновенной.

— Выпейте, — сказал Г. М., наливая ему в бокал виски. — Поделом вам, молодой человек, в следующий раз у вас не явится охоты морочить головы людям, годящимся вам в отцы и имеющим значительно больший жизненный опыт.

Равель залпом проглотил напиток.

— Вы… — начал он сдавленным голосом, отказывающимся ему повиноваться, — вы все время знали об этом?!

— Ну, не все время, но знал. Если бы вы спросили у меня, я бы давно сказал вам, что вы ищете не там, и направил бы ваше воображение художника на достоинства этой шкатулки.

— В этой шкатулке?.. Но кто?..

— Гийо, ваш друг, оказался сообразительнее и смелее вас, он перенес драгоценности из тайника в шкатулку, он перехитрил вас.

— И они все время находились в ней?! О, Боже мой… — простонал Равель.

Ментлинг громко расхохотался. На всех лицах появилась невольная улыбка при виде этого откровенного выражения отчаяния.

Эта реакция окружающих, казалось, отрезвила Равеля, вернула его к жизни. Краска стыда ярким пламенем залила его бледное лицо. Самообладание вернулось к нему. С чисто французской живостью и легкостью он уже пережил удар судьбы и наполовину примирился с постигшей его неудачей, решив попытаться сделать хорошую мину при плохой игре.

— Не стоит так переживать из-за этих камней, друг мой, — помог ему Г. М. — Поверьте моему опыту, они — не главное в жизни.

— Вы, конечно, правы, сэр, у меня, должно быть, глупейший вид. — Он попытался вернуть себе прежнюю улыбку, улыбка не получилась, по присутствующие, вероятно, оценили все мужество его попытки.

— Мне очень жаль, Аллан, я сознаю, что вы теперь не захотите видеть меня среди гостей в вашем гостеприимном доме, но… поверьте, не алчность заставила меня пойти на этот глупый шаг, я бы не унес ни одного камня, тут были чисто спортивный интерес — первым найти их — и внушаемая мне с детства сентиментальная привязанность к легенде, волновавшей мое воображение. Легенде о кладе, переходившей в нашей семье из поколения в поколение, я столько раз слышал ее в детстве. Но я готов сейчас же покинуть ваш дом, Аллан, по первому вашему требованию.

— Но вы не можете пока покинуть этот дом, — возразил Г. М., — и я думаю, что лорд Ментлинг…

— Поступайте, как находите нужным, мне безразлично, — холодно ответил Ментлинг.

— Лучше расскажите нам теперь свою семейную легенду, ее мы еще не слышали, — сказал Г. М.

Равель выпил залпом еще один бокал виски и заговорил:

— Мне было шесть лет, когда умер мой дед, по я отлично помню, как он говорил мне: «Запомни, малыш: если когда-нибудь откроется дверь «Комнаты вдовы», ты должен первым войти в нее и извлечь драгоценности из тайника стула Марты Дебу, которые твой предок положил туда по ее указанию собственной рукой. Я верю, что ты сделаешь то, что не удалось мне, недаром ты носишь его имя!»

— А почему он не достал драгоценности сам?

Последовало долгое молчание.