Он пытался шутить, но этим вызвал лишь еще большее напряжение у окружающих.
— Сэр Генри, расспросите немного Гийо об этом псе. Мой брат занимается магией. Я ничего не знаю об этих адских делах. Может быть, пес играл тут какую-то роль!
В комнате на миг воцарилась тишина. Лицо Гийо не выдавало ни малейшего возбуждения, по он, однако, вынул изо рта сигарету.
— Вы позволите мне, — сказал он, наконец, голосом, мягкость которого таила угрозу, — сохранить свое мнение при себе… Я скажу вам, сэр Генри, о чем вы думаете. Вы сейчас, так же как и все остальные, задаете себе вопрос — почему я ношу очки с темными стеклами в этом непролазном лондонском тумане. Они мне необходимы, чтобы избежать невыносимой боли, которую у меня вызывает свет.
Лорд Ментлинг, казалось, почувствовал неловкость.
— Ну полно, Гийо, — сказал он, — ты что, не понимаешь шуток? Он, кажется, упрекает меня за свое плохое зрение, — продолжал хозяин дома, обращаясь к Г. М. — У него стали болеть глаза с тех пор, как я уговорил его сопровождать меня в моем последнем путешествии. Я думал, что ему это доставит удовольствие.
— Я хорошо помню, что кое–кому было смешно, что я ношу специальные стекла, чтобы защитить глаза от солнца… Это было очень интересное научное путешествие, сэр Генри. Меня привлекла не таинственная красота американских джунглей, а надежда, что это путешествие окажется полезным для моего здоровья. Когда я поехал с Алланом и Керстерсом, я намеревался остановиться на Гаити, чтобы изучить обычаи одного племени. Но Аллан считал, что у него нет для этого времени, и я один в течение трех месяцев жарился в Макапи под горячими солнечными лучами, ожидая их триумфального возвращения с двумя змеями, набитыми соломой, и с пачкой стрел, которые они считали ядовитыми. Я знаю, что темные стекла моих очков вас удивили…
— Действительно странно, — сказал Г. М., — что все обитатели этого дома говорят об отравленном оружии. Но это неважно! Я хочу вас спросить о другом: вы, кажется, лучше всех остальных знакомы с историей вашей семьи и являетесь хранителем ее документов, тайн и проклятий?
— Да, это действительно так.
— Можно ли и нам с этим познакомиться?
— Нет. — Гийо проговорил это холодным тоном, но, поколебавшись некоторое время, продолжил: — Слушайте, сэр Генри, я не собираюсь отказывать вам в информации. Напротив, буду счастлив ответить на все вопросы, которые вы мне зададите.
— «Но семейные документы оставляю старшему брату», так, что ли? — спросил Г. М.
Гийо расхохотался.
— Нет, это нисколько не заинтересовало бы Аллана. Я оставлю их особе, которая лучше других способна их понять.
— Хорошо. Я хотел бы чуть позже услышать все легенды. А сейчас поговорим о Чарльзе Бриксаме, который, кажется, первым умер в той комнате… — Г. М. порылся в карманах и достал какую-то бумагу, — …в 1803 году. Имел двух детей: сына и дочь. Что знаете о сыне?
— По–моему, он был немного придурковатый, но не сумасшедший, поймите меня правильно. О нем заботилась его сестра.
— Она умерла в «Комнате вдовы» накануне своей свадьбы. Какого числа точно?
— Четырнадцатого декабря 1825 года.
Г. М. поглядел в потолок.
— 1825 год… Что произошло в этом году? Много договоров. Независимость Бразилии. Первый пароходный рейс в Индию.
— Кажется, вы исключительно осведомлены, — заметил Гийо, нахмурившись.
— Да, это моя обязанность. Посмотрим дальше… Год финансовой и коммерческой паники… Какова была в тот год финансовая ситуация в вашей семье?
— Прекрасная! Счастлив, что могу вам это сказать и доказать!
— Правда? Из этого следует, что вы желаете скрыть другие вещи. Значит, дочь Мэри умерла в этой комнате накануне своей свадьбы. Меня интересует вот что: почему она надумала спать именно здесь и именно в такой день?
Гийо пожал плечами.
— Не знаю! Вероятно, сентиментальный каприз.
— Сентиментальный каприз, заставивший ее провести ночь накануне свадьбы в комнате, где умер безумный отец. Странно! За кого она должна была выйти замуж?
— За некоего Гордона Батисона. Абсолютно ничего о нем не знаю.
Г. М. записал имя в свой блокнот.
— Перейдем теперь к следующей жертве, к французу, который умер в 1870 году. Как его имя?
Из-за спины Гийо раздался приглушенный смех.
— Это был брат моего деда, — сказал Равель неожиданно любезным тоном. — Жуткая история, не так ли?
— Это очень интересно! Принимал ли он участие в вашем предприятии, выпускающем мебель?
— Он управлял нашим филиалом в Туре. Да, старый Мартин Лонжеваль Равель. Я ношу то же имя, поэтому вам нетрудно понять, почему меня так занимает эта проклятая комната.
— Нет ли у вас какой-либо другой причины? Например, коммерческого интереса?
— Да, пожалуй… Мой отец, который когда-то проверял обстановку по просьбе отца Аллана, сказал мне, что в комнате нашлось бы много ценных вещей в случае, если бы мне предоставилась какая-нибудь возможность что-то приобрести. Но я прежде всего друг этой семьи…
— Мартин Лонжеваль… — пробормотал Г. М. — Какого рода дела могли его связывать с Бриксамом?