Дип. Месть «Красной вдовы». В аду все спокойно

Наступила мертвая тишина. Удар подготавливался так давно, что Терлен почти забыл об этом слове, произнесенном Гийо в будуаре Изабеллы. Реакция была неожиданной. К великому изумления Терлена, произошло противоположное тому, что он ожидал. Гийо просто охватил одним взглядом всех присутствующих и захлопал в ладоши. Но Равель, закуривший папиросу, обжег пальцы, пробормотал что-то и повернулся спиной, чтобы бросить спичку в камин. Это движение, несомненно, имело целью скрыть от присутствующих выражение лица. Когда он обернулся, на его лице снова появилась маска приветливой любезности, но вены на висках были странно напряжены.

— Замазка? Не понимаю! Что вы хотите этим сказать?

— Судя по всему, друг мой, — учтиво сказал Гийо, — вы это понимаете гораздо лучше, чем он сам. Меня настолько поражает метод Мерривейла вести допросы и делать из них выводы, что я вынужден совершенно откровенно рассказать историю «Комнаты вдовы». Я не имел намерения рассказывать ее вам, но вы заслужили, сэр Генри! Тогда причина этой смерти станет вам ясна, если вы хоть капельку проницательны.

Его лицо неожиданно выражало радость. Он подошел к буфету.

— Один бокал портера, чтобы промочить горло. Посмотрим, вероятно, Аллан поставил его на одну из этих полок.

Гийо заметил, что своим несколько необычным тоном возбудил интерес у всех присутствующих. С видом заговорщика он повернул ключ в замке правой дверцы.

— Ну, давайте, попробуем портер Аллана марки 1896 года. Почему все дверцы этого буфета так трудно открываются? Это вот здесь…

Дверца со скрипом отворилась. Гийо отошел в сторону, чтобы не заслонять свет, и Терлен, нагнувшись, через плечо сэра Джорджа увидел… лицо, смотревшее на них из буфета широко раскрытыми глазами. Второй взгляд, брошенный Терленом на это лицо, снял страх, но вызвал ярость. Гийо тихонько засмеялся…

— Портер, вероятно, находится с другой стороны… Я очень сожалею, господа! Надеюсь, вы не испугались? Аллан любит детские шалости. Ему доставляет самое большое удовольствие подстраивать своим друзьям шутки с этой куклой. Я забыл вам сказать, что мой брат известный любитель чревовещания!

Он открыл другую дверцу.

Глава 9. Легенда

— История «Комнаты вдовы», — приступил к рассказу Гийо, — начинается в Париже в августе 1792 года, но еще и теперь она не закончилась.

Сидя за письменным столом с медальоном в руках, Гийо повернул к четырем слушателям портрет молодого человека.

— Чарльз Бриксам — единственный сын основателя нашего дома, ему тогда было двадцать лет. Он заканчивал курс обучения в Париже, и в его письмах того периода чувствовалось влияние Руссо. Из них также ясно, что он создал настоящий культ Французской революции. «Три года жесточайшего напряжения, — писал он своему отцу, — и дело все еще не завершено, но, слава Богу, здесь ради великой цели до сих пор пролито меньше крови, чем английский суд пролил ее за шесть месяцев. Новый министр жирондистов показал, что значит твердость без насилия. Правда, существуют якобинцы, стоящие за более жесткие меры, но они пока что лишены возможности применять их на деле». Старый Бриксам, ставший богатым человеком лишь благодаря собственным усилиям и также бывший сторонником Революции, отвечал иронически молодому человеку, что невозможно приготовить яичницу, не разбив яиц. Сын, придерживавшийся умеренных взглядов, на это заявил, что он больше не может принимать ни малейшей денежной помощи от отца, проникнутого кровожадными идеями. Самое печальное то, что этот юный глупец оставался непоколебимым в своем решении и в 1792 году жил в бедности на улице Сент–Жюльен, читал Руссо при тусклом свете свечи и посещал бурные заседания народного парламента, Но после объявления войны Австро–Венгрии и нападения Пруссии на Францию ситуация меняется, силы якобинцев растут, и Марат требует казней… Чарльз Бриксам находился в Орлеане, когда марсельцы входили в город под бой барабанов и с пением своего дивного патриотического гимна. Бриксам приветствовал их криком «Да здравствуют жирондисты», получил за это удар кулаком в затылок и упал без сознания у ворот какого-то дома. Десятого августа Дантон распустил парламент, и Чарльз Бриксам услышал выстрелы у Тюильри. Он спешит на улицу и узнает, что швейцарские войска перебиты, а король и королева посажены в тюрьму. С приходом к власти Дантона, Марата и Робеспьера на площади Революции начинает работать гильотина.

В это время Бриксам влюбился, и при обстоятельствах весьма необычных: шестнадцатого августа, прижатый толпой к стене здания муниципалитета, он вместе с другими влез на какое-то окно, чтобы лучше видеть, что происходит. Он услышал Робеспьера, который требовал срочного учреждения революционного суда, затем взял слово другой оратор, и его резкие слова возмутили поклонника Руссо. Чарльз захотел выразить протест, но of волнения стал кричать на английском языке, который окружающие, конечно, не понимая, одобрили.

В возбуждении он зашатался, потерял равновесие и упал в толпу у степы. Одна женщина, закатанная в серый плащ с капюшоном, помогла ему встать…