Дипломат императора Александра I Дмитрий Николаевич Блудов: союз государственной службы и поэтической музы

Поскольку Блудов являлся преданным сотрудником Каподистрии, фигура этого выдающегося греческого дипломата на русской службе нам интересна. Она является важной при реконструкции дипломатической деятельности Дмитрия Николаевича. Заметим, что в литературе имя Блудова часто не упоминается при описании важных дипломатических событий, в которых тот участвовал, тогда как статус министра иностранных дел в документах не остался незамеченным. Поэтому личность Каподистрии помогает рассмотрению некоторых событий. В 1813 г. он сопровождал Александра I в качестве начальника канцелярии, был послан императором в Швейцарию, чтобы убедить руководство этой страны присоединиться к союзу против Наполеона. Каподистрия проявил блестящие таланты не только в Швейцарии, но и во время Венского конгресса.

Накопленный в литературе фактический материал ценен для понимания процесса становления Блудова как государственного служащего и влиятельного государственного деятеля. Кое-что из того, у кого и чему он мог учиться и научиться, нам раскрывают очерки, характеризующие тех персон, под началом которых служил Блудов[25].

Труды, посвященные историческим лицам из окружения Блудова, содержат информацию о круге и характере его общения. Сложились несколько, освещающих их, самостоятельных комплексов литературы.

О родственниках Блудова – Г. Р. Державине[26] и В. А. Озерове и о его сослуживцах по Московскому архиву – Ф. Ф. Вигеле[27], А. И. Тургеневе, Д. В. Дашкове. Много писалось о близких Блудову поэтах – В. А. Жуковском и П. А. Вяземском, а также представителях старшего поколения – поэте и государственном деятеле И. И. Дмитриеве, Н. М. Карамзине, А. Н. Оленине.

Исследование младшего современника Блудова Я. К. Грота «Жизнь Державина» (автор хорошо знал Блудова и беседовал с ним), показывает необходимость продолжения разработки генеалогических вопросов, а также изучения сменявших друг друга поколений, выявления отличий и нитей преемственности между ними.

Грот рассмотрел родственные связи Блудовых и Державиных. Он показал отношение Г. Р. Державина (представителя поколения 1740-х гг.) к творчеству своего дальнего родственника – «шестидесятника» В. А. Озерова. Отметим, что изучение личности в более широком контексте рассмотрения поколения, к которому она принадлежала, не снимает с повестки дня необходимости анализа индивидуальности, а также форм и способов ее проявления. Грот показал серьезные отличия в отношении к Н. М. Карамзину, которые были в позициях Г. Р. Державина и А. С. Шишкова. Обычно они нивелируются при рассмотрении истории отношений двух литературных обществ – «Беседы любителей русского слова» и «Арзамаса».

Заслуживает безусловного внимания опыт изучения в научной литературе традиционных семейных укладов. Он открывает возможность опосредованно, через морально-этические установки понять специфику корпоративных и индивидуальных представлений, «заглянуть во внутренний мир человека, исследовать его наиболее интимную и скрытую сторону жизни». Изучение бытовой и личной сторон жизни Блудова помогает определить этапы становления этого государственного деятеля и дать им содержательную характеристику[28].

Глубокий вклад в изучение бытового поведения дворян как «особого рода семиотической системы» внес Ю. М. Лотман. Он показал, что в русской культуре XVIII в. «определенные формы обычной, каждодневной деятельности были сознательно ориентированы на нормы и законы художественных текстов и переживались непосредственно эстетически»[29]. Лотман исследовал природу тех оценочных моментов, которые русский человек давал социокультурным и бытовым явлениям русской жизни в условиях набиравшей силу европеизации.

В изучении отрочества и юности Блудова полезно наблюдение Лотмана о том, что «…вопреки распространенному мнению европеизация акцентировала, а не стирала неевропейские черты быта, ибо для того, чтобы ощущать собственное поведение как иностранное, надо было не быть иностранцем…»[30]

Переживаемая русским дворянством европеизация вносила в его сознание серьезные изменения. По мнению Лотмана, их изучению помогает анализ восприятия в культуре «своего» и «чужого». Ученый обратил внимание на то, что в петровскую и после петровскую эпоху, «чужое, иностранное приобретает характер нормы. Правильно вести себя – это вести себя по-иностранному, т. е. некоторым искусственным образом, в соответствии с нормами чужой жизни»[31].

К началу XIX в., то есть ко времени вступления Блудова на государственную службу, взаимодействие встретившихся на русской земле противоположностей: традиций отечественной и западноевропейской жизни – уже имело «стаж» и выработало у дворянского сословия некую привычку. Произошла известная локализация западноевропейского воздействия при осознанном определении допустимых границ европеизации, а также адаптация ее определенных проявлений к русским условиям и как следствие постановка вопроса о национальной идентичности в условиях встречи русской и западноевропейской культур.