Читаем Дипломат своего времени полностью

С высокой трибуны Гуринович нес слово правды о своей республике, ее истории и настоящем. Нередко кто-то из дипломатов впервые от него слышал о Белоруссии, ее трагедиях и достижениях. Выступая в общей дискуссии на XXIX сессии, он говорил, что тридцать лет назад, в июле 1944 года, на бело­русскую землю вновь пришли мир и свобода, которые были завоеваны дорогой ценой, потребовавшей невиданного ратного и трудового подвига всего народа, что в той войне погиб каждый четвертый житель, было разгромлено или уни­чтожено оккупантами более половины национального богатства.

— Мы участвовали в спасении мировой цивилизации от коричневой чумы и выступаем за европейскую безопасность, — звучало с трибуны ООН слово Анатолия Гуриновича. — За эти годы наше промышленное производство уве­личилось в 17 раз по сравнению с довоенным периодом, труженики села в юби­лейном году собрали по 27,5 центнера зерна с гектара. Нашей столице Минску присвоено почетное звание Город-герой.

— Анатолия Емельяновича интересовала глобальная политика, связанная с судьбами многих стран и народов, — рассказывает бывший начальник отдела международных отношений А. Мардович. — Отечественная история была для него уроком, который служил правде, социальной справедливости, она помогала бороться против лжи, фальсификаций, сил милитаризма.

Белорусскому министру приходилось выступать по американскому телеви­дению. Как он говорил и как его восприняла неоднородная аудитория телезри­телей? Весьма выразительно Максим Лужанин передает это в своем репортаже «З рубцом на сэрцы». Писатель приболел и не смог посмотреть передачу, поэто­му вынужден был обратиться за помощью к миссис Кундштад, которая и пере­дала ему свои впечатления. «Очень хвалила выступление белорусского министра по телевидению. Во-первых, английский язык — блеск, во-вторых, он говорил и сказал то, что хотел, а не то и не так, как хотелось и к чему склонял ведущий Кравс. С этого времени я симпатизирую вашей стране».

Гуринович признавал только реальную и открытую политику, неискренность претила его натуре, а лицемерие и обман считал признаком слабости. Лишь изредка он прибегал к эзопову языку, языку намеков. Однажды, критикуя какое- то государство, не стремившееся решать проблемы разоружения, глава бело­русской делегации в ООН (11 ноября 1976 г.) говорил: «Одна ядерная держава вообще против любых мер разоружения и ведет разнузданную клевету на поли­тику государств, выступающих за разоружение. Она, выдавая себя за сторонника неприсоединившихся стран, блокирует их коллективные усилия в области разо­ружения». Политикам нетрудно было догадаться, что это за держава, которая чаще других создавала надуманные препятствия на пути принятия миролюбивых соглашений.

У себя на родине Анатолий Емельянович видел, как во время войны гибли люди, как фашисты открыто убивали белорусских граждан. Здесь, в Нью-Йорке, все было благочестиво, без крови, но тайная война ни на минуту не затихала. Она выражалась в хитросплетениях политической интриги или обмана, и если наши посланники это тонко улавливали, то можно утверждать, что Беларусь воспитала достойных дипломатов, способных защищать свои интересы.

Ему посвящали поэмы

Так случилось, что политическая биография Гуриновича была тесно пере­плетена с жизнью многих белорусских писателей. Каждый год кто-то из них входил в состав белорусской делегации, которая ежегодно в сентябре вылетала в Нью-Йорк на очередную сессию Генеральной Ассамблеи ООН.

За 24 года он познакомился со многими поэтами и прозаиками, которые стали гордостью нации: Павел Ковалев, Максим Лужанин, Иван Науменко, Иван Шамякин, Михась Калачинский, Кастусь Киреенко, Иван Чигринов... Такие поездки были обоюдополезными. Писатели знакомились с жизнью американ­ского города, с выставками и музеями, слушали выступления политиков в ООН, выступали сами, находили здесь сюжеты для своих произведений.

Делегация, как правило, собиралась в спецгостинице, комнате, в которой находился пусть даже один писатель, например, Ковалев, Науменко или Чигринов, и она тут же превращалась в белорусскую хату. Звучали наши имена, знакомые слова и юмор, обсуждались наши жизненные пробле­мы. Общение с писателями за рубежом очень много значило для Гуриновича, оно вдохнов­ляло его, наполняло сердце оптимизмом, повы­шало работоспособность.

Гуринович старался помогать молодым и получал наибольшее удовольствие от духов­ного общения с ними, начинающими, и в Мин­ске, и в Нью-Йорке. Ему приятно было делить­ся своим опытом, поддерживать их. Вспоми­нает Нина Мазай, председатель Постоянной комиссии Совета Республики Национального собрания Республики Беларусь по междуна­родным делам и национальной безопасности, ранее представлявшая интересы нашей страны в качестве Чрезвычайного и Полномочного Посла во Франции и Канаде:

— У Анатолия Емельяновича гармонично сочетались лучшие человеческие и профессио­нальные качества. Он глубоко вникал во все мелочи международных отношений, прекрасно разбирался в нюансах различных документов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное