Дипломатическая тайна

Поезд стоит около двух часов. За это время Перси успевает подпороть подкладку тюбетейки и извлечь две записки не более пяти сантиметров в длину и ширину. Первая относится к дальнейшему путешествию Перси и, видимо, доставляет ему удовольствие, вторая причиняет ему некоторое беспокойство. Это копия адресованной Ахмету Атаеву телеграммы, которая касается хлопка, сантонина, цен на товары в Москве и потери на курсе. При помощи некоторых сопоставлений и напряжения памяти Перси Гифт уясняет себе из телеграммы, что два дня назад в Москве арестовано семейство Кряжкиных и что соответствующее учреждение разыскивает некоего Андрея Воробьева.

Ночью поезд минует мост. Вагон тускло освещен двумя свечами, и в этом дрожащем сумраке происходит незаметное превращение. Человек, похожий на странствующего комиссионера по хлопковым делам, в котором, однако, знакомые могли бы распознать второго секретаря посольства в Гюлистане, превращается в круглобородого толстого бухарца в полосатом зелено-лиловом халате и в чалме.

Бухарец с достоинством, присущим не последнему купцу, владельцу дома, сада и виноградника за Ригистаном, прохаживается на станции мимо окон второго от паровоза вагона. Он останавливается возле окна, из которого выглянула красивая женщина в замшевой шапочке. Бухарец держит у самых губ розу, лепестки охлаждают опаленный зноем рот, и вместе с тем не видно, как губы шевелятся.

Люси Энно слышит отчетливый шепот:

– Будьте готовы! Сегодня ночью. Верховой костюм.

Все это так неожиданно, что на один миг ей кажется галлюцинацией: выжженный песок вокруг, синий гребень гор на горизонте, ослепляющая белая стена станции и зелено-лиловый халат и бухарец, который говорит на понятном ей языке. Однако пора перестать удивляться всему, что случается в этой необыкновенной стране. Пора перестать удивляться…

За великой рекой – пустыня, мертвый круг горизонта, земля, никогда не знавшая влаги, стальные линии рельсов, проволока телеграфа, уходящие на юг. Через сорок–пятьдесят верст – станции, одинаковые, одноэтажные зданьица, белые от известки и солнца. Два раза в неделю мимо них медленно проходят поезда – пассажирский и “водянка” – громадные чаны на платформах, которые перевозят жизнь – воду.

На станции – железнодорожники, стрелочники, сцепщики, телеграфисты, всего восемь–девять человек и два милиционера. Десять верст в стороне от станции, в русском поселке – восемьдесят красноармейцев, комсостав и фельдшер – отряд особого назначения. Может быть, в этот час из восьмидесяти штыков у командира сорок четыре красноармейца лежат пластом в жару и бреду. Воспаленные губы и язык не чувствуют даже едкой горечи хинина, и в больничной палате старого военного госпиталя тяжелый душный жар и бред малярии.

И может быть, в этот же час двести всадников под зеленым значком, напоив коней в притоке Аму-Дарьи, наполнив водой мокрые бурдюки у седел, держат путь в пустыню наперерез железной дороге.

Стремительный вечер без сумерек, над пустыней горячая, душная ночь. Паровоз мирно выстукивает колесами по скрепам рельсов старый, вечный дорожный марш. Катятся накаленные солнцем вагоны к оазису, к Александрии Маргианской – ныне город и станция Мерв – столица Туркмен-области.

До Мерва восемьдесят четыре версты.

НЕПРЕДВИДЕННОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО

За стенами Мирата, там, где сходятся три караванные дороги, – лагерь кочевников. Мухаджерины-паломники из южной горной области пришли на могилу трижды святого и трижды мудрого имама Риза, замученного четыреста лет назад предками повелителя.

Европейцы утверждают, что вместе с паломниками в Мират приходят азиатская холера и проказа, поэтому паломникам запрещено входить в городские ворота. Но горожанам не запрещено приходить в лагерь паломников, и поэтому уже четыре ночи “американец” проводит в лагере. Ночью из казарм артиллерийской бригады приходят переодетые солдаты и офицеры.

Весь лагерь, все восемьсот всадников – от первого до последнего, знают о том, что две гвардейские дивизии ушли на южную границу, что дворцы и министерство охраняет собственный конвой повелителя, что восемь тысяч рабочих и ремесленников ждут дня и часа.

Город в странной тревоге. Чудовищные слухи рождаются в закоулках, в крытых галереях базаров, в лабиринте караван-сараев. Говорят о двадцати тысячах всадников, которые атакуют перевал Сенги на южной границе. В провинции Новый Феррах опять поднялись джемшиди. Еще говорят о том, что королевский посол обещал повелителю два каравана золота за южную область и, кроме того, помощь в случае бунта – тридцать аэропланов. Все боятся шпионов и доносчиков. Люди исчезают бесследно. Говорят, что депутаты оппозиции скрываются, покинув свои дома. По больше всего говорят о том, что министры – изменники и что есть доказательства их измены. Каждый день все еще выходит газета оппозиции “Свобода Гюлистана”, и с каждым днем яростнее и резче выпады Омара эль Афгани против правительства.