На Санкт-Петербург легла ночь, тишину уснувшего города лишь изредка рвали трещотки сторожей, а Иван все читал мудрые, исполненные вечным смыслом жизни строки афганских песен.
"Милостивый государь, Александр Христофорович.
Вчера ночью возвратившийся из Афганистана поручик Виткевич был найден в номере Демутовской гостиницы мертвым. Все его бумаги были обнаружены в камине сожженными. Однако, несмотря на то, что на столе лежала записка, подписанная вышеупомянутым Виткевичем, которая уведомляла о его самоубиении, долгом считаю довести до сведения вашего, что пистолет, лежавший у него в руке, был не разряжен, а в стволе находилась невыстреленная пуля. Чиновники азиатского департамента, знавшие Виткевича ранее, уверили меня в том, что у него было такое количество бумаг, сжечь которые в камине не представлялось никакой возможности.
Показанное чиновниками подтверждается также и тем, что перед отъездом Виткевича в королевство Афганистан нами был проведен негласный просмотр бумаг его.
Выяснилось тогда, что у него на хранении находилось 12 (двенадцать) рукописных словарей восточных языков. Каждый словарь от 600 (шестисот) до 900 страниц рукописного текста. Были у него обнаружены тогда же более 100 рукописных карт всяческих областей восточных. Были там также и несущественные, по мнению моему, тетради со сказками, стихами и пр. Я так же, как и чиновники азиатского департамента, имею склонность считать, что такое количество бумаг сжечь никак невозможно.
И, что также весьма существенным считаю, окно первого этажа было раскрыто в момент обнаружения трупа.
Все свои соображения честь имею представить на рассмотрение Вашего сиятельства.
Подполковник корпуса жандармов Шишкин".
Бенкендорф долго читал донесение. Задумался. Взял перо и начертал наверху:
«Считать самоубиенным».
Потом подумал еще да и бросил донесение в камин. Позвонил в колокольчик. Вошел секретарь.
— Вызовите ко мне Шишкина, любезный, — попросил ласково.
Когда явился Шишкин, Бенкендорф сказал ему:
— Он был самоубийцей. Хотя его и убили. Убийц не ищите. Нам это сейчас невыгодно. Убил-то кто?
Шишкин хотел ответить. Бенкендорф перебил его:
— Вот так-то, подполковник. Ступайте. Итак, самоубийца?
— Самоубийца, ваше сиятельство.