Дипломатический агент

- Он сумасшедший! - выпалил Постаев и уже в голос захохотал.

- То есть как это? - растерялся Заржецкий.

- Точно так, - подтвердил старший по канцелярии, - он сумасшедший-с...

Заржецкий грузно, опустился в кресло, почувствовав пустоту в желудке. Он расстегнул пуговицу у шеи и жалобно сказал:

- А я уже нарочного послал в Варшаву.. 2

Рапорт Заржецкого вызвал в Варшаве переполох. Из Варшавы немедленно отправился гонец в Петербург, к Бенкендорфу.

"Милостивый государь, Александр Христофорович!

Генеральный консул в Кракове уведомляет, что по дошедшим до него сведениям... в Вюрцберге составлено тайное общество, имеющее целью злодейский умысел, угрожающий Коронованным особам. Из числа сих лиц купцу Пабстману поручено проникнуть с сею целию в Австрийские владения, а позументщик Гутброд и часовые мастера Бешль и Майер, а равно некто Амберг назначены для свершения таковых же преступных покушений в других государствах..."

После получения этого рапорта Александр Христофорович повелел разослать во все губернии государства Российского секретные письма, в которых содержался приказ арестовывать всех Пабстманов, Гутбродов, Бешлей, Майеров, а равно Амбергов.

Первым откликнулся генерал-губернатор столицы граф Эссен. Он писал:

"Милостивый государь, Александр Хрисгофорович!

Вследствие отношения Вашего, я предложил С.-Петербургскому гражданскому губернатору и обер-полицмейстеру, дабы употребили деятельные и строжайшие меры к арестованию и представлению иностранцев; купца Пабстмана, позументщика Гутброда и часовых мастеров Бешля и Майера, а равно некоего Амберга в случае нахождения кого-либо из них в столице или губернии, или в случае прибытия в оные.

Поспешая уведомить Вас, милостивый государь, о сем распоряжении, долгом поставляю присовокупить, что так как оные иностранцы могут скрываться под чужими именами, то не излишне было бы иметь приметы их.

С совершенным почтением и истинною преданностью имею честь быть Вашего сиятельства покорнейшим слугою

Петр Эссен".

На запрос III отделения о приметах злодеев из Варшавы ответили:

"Милостивый государь, Александр Христофорович!

Действительный статский советник Мордвинов просил меня о сообщении примет вышеозначенных лиц или других вернейших указаний.

Я сносился по сему предмету с генеральным консулом в Кракове, от коего получил первоначальные сведения об означенном обществе, но статский советник Заржецкий уведомил меня, что он получил сведения о таковом заговоре от полицейского агента, пребывающего в Подгурже. И что как это есть единственный источник, из которого он мог почерпать какие-либо пояснения, то он и находится в невозможности доставить требуемые сведения".

После этого письма Бенкендорф потерял интерес к "тайному обществу". Благо своих российских тайных обществ, действовавших, а не мифических хватало. А в III отделение еще много лет спустя время от времени поступали донесения от жандармов российских, арестовывавших всех Пабстманов, Бешлей и прочих злодеев, выдуманных больной фантазией австрийского полоумного полицейского Фрица Горовица. 3

Через год после начала злополучной истории с Манерами, Бешлями, а равно и Амбергами, уже после того, как в Петербурге, в царстве Польском, в Белоруссии и Нижнем Новгороде были взяты под стражу все лица с вышеперечисленными фамилиями, уже после того, как их, подержав в кутузке, наиделикатнейшим образом допросили, а потом, извинившись, отпустили на все четыре стороны, только после всего этого делом Бешля, Пабстмана, Майера и Амберга занялись в Оренбурге.

И - ужас и счастье одновременно - Майер нашелся. Да не какой-нибудь завалящий, а настоящий, польский; солдат, служивший в здешних краях не первый год. За Майером было установлено наблюдение, но поскольку ничего интересного наблюдение не дало, дело решили убыстрить. Однажды, когда Майер вышел за крепостные ворота, он был схвачен и доставлен в Оренбургский тюремный замок по обвинению в "попытке бежать в степи".

Устав молотить кулаками в холодную стену одиночного каземата, Людвиг Майер лег на постель и сразу же уснул, истомленный переживаниями бурного дня. Проснувшись, он увидел над собой лицо жандармского офицера. Офицер неотрывно смотрел на него.

- Господин Майер относится к своему аресту, как истинный стоик.

Майер вскочил на ноги и, путая русские слова с польскими, закричал, размахивая руками:

- За что?! Проклятье! Почему я здесь?!

Кричал он утомительно долго и безалаберно.

Уфимский мещанин Андрей Стариков, сидевший в соседней камере за "обложение гражданского губернатора Дебу взяточником и вымогателем", презрительно скривил губы. "Так ли надо кричать-то? Новичок, видно. Кричать с подвываньем надо, чтоб жалость вызвать". И он завыл тонким голосом, всхлипывая.

Услыхав его вой, Майер замолк. Прислушался. Глаза округлились от ужаса, и он начал беспокойно вертеться по камере. Жандарм сосредоточенно чистил ногти.

- Что это? Что это? - быстрым шепотом спросил Майер. - Это что же?