- Хорошо, мой посол, - уже совсем спокойно ответил Бернс, - я уйду. Но я обещаю вам, - а я обещаний на ветер не привык бросать, - вы мне дорого заплатите за вашу победу. Это не победа вашего правительства, и именно этого я вам никогда не прощу. Вы пожалеете о том, что сделали. Прощайте. Мы с вами больше никогда не увидимся.
И, учтиво поклонившись Ивану, Бернс вышел.
Он оказался прав: они больше никогда не увиделись. Ровно через четыре года восставшие афганцы убили Бернса в Кабуле. Но до своей смерти он подготовил не одну смерть для других - знакомых и незнакомых ему людей. 11
В один из дней, когда Дост Мухаммед с утра совещался с военачальниками и посланцами из Кандагара, Виткевич заперся в своем кабинете. Он просидел за столом, не поднимаясь, часов десять кряду. Писал. Курил кальян и писал, писал не переставая.
А когда в Кабул пришли сумерки, приглушив все дневные звуки, Виткевич разогнулся, выпил крепкого холодного зеленого чая, походил по комнате и уже только потом запечатал несколько листов в большой, им самим склеенный конверт и передал его казачьему есаулу, отправлявшемуся с дипломатической почтой в Санкт-Петербург.
И хотя на конверте было старательно печатными буквами выведено: "Петербург, редакция журнала "Современник", для А. С. Пушкина", письмо это попало в III отделение, на стол Бенкендорфа.
Александр Христофорович осторожно вскрыл конверт и, надев очки, погрузился в чтение.
"Милостивый государь, Александр Сергеевич.
Памятуя вашу мысль о необходимости издания "Альманаха Восточных Литератур", я рискнул отправить на ваше усмотрение крохотную толику того, что успел накопить, находясь в Кабуле - городе, овеянном ореолом романтики столь необыкновенной, что представлять ее, не почувствовав самому, немыслимо.
Думаю, что некоторые переводы из стихов афганских классиков должны будут вызвать интерес у литераторов российских, да и вообще у читающей публики.
Первым поэтом, с которым должно ознакомить наших любителей словесности, по праву следует выставить Хушхаль-хана Хаттака, человека не только одаренного великолепным даром слагать стих, но и столь же редким даром храбрейшего военачальника. Сражаясь за свободу афганцев, он был схвачен в плен, израненный, долгое время прожил в изгнании, вдали от родной земли. Но стихи его - мудрые, сильные - никогда, ни в единой строке не несут печали, столь свойственной людям, томимым в плену. Вот некоторые из его стихов.
Одно непостижимо никогда:
Спокойствия достигнуть без труда.
Безделье не лекарство, но отрава!
Пусть труд тяжел - в нем нет того вреда,
Пусть даже к смерти приближает - право,
Безделье все же худшая беда.
Пусть рок тебя и ввергнет в пасть ко льву,
Не думай: "Гибну!" Знай: "Переживу!"
Пытайся изловчиться в пасти львиной!
Стремись к освобожденью, к торжеству,
И лев еще придет к тебе с повинной!
В кошмаре - смерть. Спасенье - наяву.
Посмешище! Ты сам тому виной:
Подобен старушонке той шальной,
Что мушку на лицо свое налепит,
В морщинах пудру разотрет слюной...
Беззубые ужимки, сладкий лепет...
...Ты в царедворцы лез? Очнись, дурной!
Кривому глазу не идет сурьма,
Пусть криводушный, с сердцем безобразным,
Достигнет счастья - спятит он с ума.
Не в полном смысле, но бесчинствам разным
Откроет путь душа его сама!
Гнев государя, ложь муллы-злодея,
Жены распутство, жадность богатея
Четыре мною названы порока:
Так я решил, об истине радея.
Следующим поэтом следует назвать Рахман баба-джана, или, как говорят афганцы, Рахмана. Он также полководец, воин. Дост Мухаммед, эмир Афганистана, человек, знающий поэзию Востока прекрасно, сказал мне, что Рахман в одной руке держал меч, в другой - перо, но умудрялся при этом крепко сидеть в седле.
Вовек не оскудеет
С вином любви кувшин,
Что вылеплен из праха
Фархада и Ширин!
Лучше яму не рой на пути,
Загадав, что другой попадет,
Самому не пришлось бы идти...
Ты провалишься - он обойдет.
За любовь я пожертвую всем, что имею:
Будь то золото, будь серебро - не жалею.
Будь то жемчуг и все, что добыть я сумею.
От всего отказался я, кроме любви:
Я - Рахман, не согласен пожертвовать ею!
Абдул Кадыр - поэт из того же племени, что и афганский Ломоносов Хушхаль-хан. Он из племени хаттаков. Он, как уверяют кабульцы, - а они ценители поэзии истинные, строгие, - в творчестве своем взял много у Фердоуси и Хаяма. О них, об этих двух гениях далекой старины, я напишу вам, Александр Сергеевич, в следующем письме, ежели это вам интересным покажется.
Вот некоторые переводы из Абдул Кадыра и Абдул Гамида:
О виночерпий! Дай вина,
Коль все на свете бренно!
Люблю быть пьяным и люблю быть трезвым совершенно,
А полупьяный человек противен, как измена!
Дурной все знает о дурном,
О добром знает добрый!
Дурной страдает от добра, от зла страдает добрый,
Злой, негодуя, судит то, что оправдает добрый.
Не лицемерь, не до потех!
Коль сведуща в законах,
Ты знаешь, это худший грех
В религии влюбленных!
Обезумевшая птица в стокольцовой западне...
Брось метаться, полно биться!
Кудри милой снятся мне...