Дипломатия

Америку относило назад, в направлении истинной веры Ачесона и Даллеса и к доктрине 68 Совета национальной безопасности: к уверенности в том, что фундаментальные перемены в постановке Советами перед собой внешнеполитических целей и задач, а также во внутренней политике должны предшествовать серьезным переговорам между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Но если прежние сторонники курса «холодной войны» довольствовались политикой «сдерживания», полагаясь на то, что именно она обеспечит в свое время эти перемены во всей их полноте, то их преемники обещали, что советская система претерпит важные и многообещающие перемены в результате прямого давления со стороны Америки и прямо объявленных американских требований.

В ряде случаев во времена брежневской эры Никсон и его окружение оказывались в состоянии прямой конфронтации с советским руководством, когда еще не сошла на нет советская воля к усилению и распространению собственной власти. И мы обнаружили, что это оппонент грозный и могущественный. Комплексный натиск на коммунистическую систему в условиях ядерного паритета, похоже, представлялся делом долгим и малообещающим. После Вьетнама и в разгар «уотергейта» мы очутились в положении пловца, который, только что чуть не утонул и сейчас никак не поддается на уговоры переплыть Ла-Манш, а когда он не проявляет энтузиазма по поводу подобного предложения, его обвиняют в пессимизме. Джексон прославил себя на бастионах геополитической борьбы с коммунизмом и готов был действовать в том же духе. Этого не скажешь о многих его последователях, чью искренность мы ставим под сомнение гораздо меньше, чем твердость убеждений.

Во время международного кризиса президент неизбежно является центром внимания применительно к действиям правительства. С одной лишь этой точки зрения период «уотергейта» вряд ли был идеальным моментом для начала продуманной политики советско-американской конфронтации. Шел процесс импичмента президента; раны Вьетнама все еще были открыты; а недоверие к администрации было настолько велико, что после того, как Советы недвусмысленно выступили с угрозой интервенции на Ближнем Востоке, весьма уважаемый журналист на пресс-конференции в октябре 1973 года счел для себя возможным задать вопрос, уж не были ли вооруженные силы Соединенных Штатов приведены в состояние повышенной готовности для того, чтобы отвлечь внимание от «уотергейта»:

Споры превратились в дебаты, суть которых была известна еще со времен Джона Квинси Адамса и заключалась в том, должны ли Соединенные Штаты довольствоваться утверждением собственных моральных ценностей или обязаны начинать в их защиту крестовый поход. Никсон пытался соотнести цели и задачи Америки с ее возможностями. В этих пределах он был готов воспользоваться влиянием Америки для пропаганды ее ценностей, что доказывается его поведением по вопросу еврейской эмиграции. Критики требовали от него немедленного воплощения в жизнь универсальных принципов и отмахивались с нетерпением от понятия целесообразности, считая ссылку на него доказательством морального несоответствия или исторического пессимизма. Утверждая исключительность американского идеализма, администрация Никсона полагала, что он исполняет важную просветительскую функцию. В тот момент, когда Америку наставляли, что она на примере Вьетнама должна научиться определять пределы геополитических возможностей, фигуры общенационального масштаба в авангарде критикующих вьетнамскую политику настаивали на том, чтобы страна избрала курс неограниченного и глобального вмешательства в проблемы мировой гуманности. Какая ирония судьбы!

Как потом покажут годы пребывания Рейгана на президентском посту, более решительная политика по отношению к Советскому Союзу породила ряд успехов и достижений, хотя эти успехи стали очевидны лишь на позднейшей стадии советско-американских отношений. Но когда только разгорались дебаты по поводу разрядки, Америке еще предстояло оправиться после Вьетнама и позабыть про «уотергейт». А у советских лидеров должна была произойти смена поколений. Но то, как разворачивались дебаты в начале 70-х годов, тем не менее позволило сохранить определенное равновесие между идеализмом, пронизывающим все великие американские инициативы, и реализмом, предопределенным переменой глобальной обстановки.

Критики разрядки упрощали предмет спора до предела; администрация Никсона во вред себе чересчур педантично отвечала на все вопросы. Уязвленный нападками со стороны бывших друзей и союзников, Никсон отмахивался от критики, как политически мотивированной. Каким бы верным ни было это его предположение, вряд ли надо обладать глубинной проницательностью, чтобы обвинять профессиональных политиков в наличии у них политических мотивов. Администрации следовало бы задать себе вопрос: почему столько политиков сочло для себя целесообразным присоединиться к лагерю Джексона.