Рузвельт привлек в сферу внешней политики людей из разных слоев общества. Его внешнеполитические поручения выполняли наряду с профессиональными дипломатами представители академических кругов, военные, богатые донаторы предвыборных кампаний, журналисты и попросту старые друзья. Но при внимательном знакомстве становится ясным выбор того или иного участника большой дипломатической игры. Как верно отмечает американский историк Р. Даллек, в каждом назначении видны черты рузвельтовского замысла. Либеральный историк У. Додд в Берлине должен был символизировать неприятие Америкой нацистской политики. Посылка независимых по характеру, склонных к спонтанности У. Буллита и Дж. Дэвиса в СССР была связана с надеждами прервать негативную преемственность, улучшить американо-советские отношения. Позже представитель большого, бизнеса А. Гарриман и бывший адмирал Дж. Стэндли в Москве явно не играли роли дипломатов, стремящихся нравиться, они были проводниками осторожного и не склонного к сближению курса. Послы Н. Джонсон в Китае и Дж. Грю в Японии символизировали преемственность политики Рузвельта с политикой президента Гувера на Дальнем Востоке. Рузвельт надеялся, что жесткий и своенравный посол Дж. Кеннеди восстанет в Лондоне против благодушия Н. Чемберлена и его политики примирения с Германией. Когда этого не случилось, Рузвельт заменил его далеким от философии английских тори либеральным экс-губернатором Нью-Хемпшира Дж. Вайнантом.
Всегда веря в личную дипломатию и желая начать движение по пути глобального восхождения, Рузвельт очень полагался на свой опыт и искусство импровизации. Уже в марте 1933 года он предложил англичанам свой визит в Лондон, хотя было очевидно, что на этой стадии у американской стороны нет приемлемых дипломатических предложений. Получив 31 марта согласие премьера Макдональда на встречу, Рузвельт развернул фронт своей инициативы, он пригласил представителей десяти стран - Франции, Германии, Италии, Японии, Китая, Аргентины, Бразилии, Чили, Мексики и Канады прибыть в Вашингтон и обсудить экономические беды мира. Все это, имея характер предварительных мер, может интересовать нас лишь в ракурсе показа общего стремления Рузвельта глобализировать американскую внешнюю политику.
Отклика со стороны Европы не последовало. Там усмотрели в предложениях Рузвельта дань экстравагантности.
Создавшееся ложное положение не обескуражило президента. Мы уже говорили, что у Рузвельта никогда не было комплекса неполноценности в отношении европейских политиков. Опыт первых месяцев президентства встречи с премьер-министрами Англии, Франции и другими политиками старой Европы укрепили его в этом ощущении.
В Европе тоже относились к американской дипломатии без особого пиетета. В 1933 году Муссолини спросили об американской внешней политике. Он ответил: "У Америки нет политики".
С точки зрения диктатора в стране гангстеров ее и не могло быть. При всем том дуче был недалек от истины. Большой мировой политики у США действительно не было. Заметим, что в первом инаугурационном послании Рузвельта не содержалось ни слова о событиях за рубежом. Рузвельт не поддержал идеи вступления США в Лигу Наций, где преобладали Франция и Англия. Более того, США в 1933 году нанесли решающий удар по идее созыва Международной валютной конференции. США откровенно поворачивались к внутренним делам, манкируя внешними.
Коренные изменения этой пассивности Рузвельт смог себе позволить лишь несколькими годами позже, уже тогда, когда Германия перевооружилась, Япония решительно встала на путь агрессии, Испания оказалась в огне гражданской войны. В первые годы пребывания Рузвельта у власти военная система США продолжала ослабевать. У Генри Форда было больше рабочих, чем солдат в вооруженных силах США. Когда Рузвельт посетил в 1934 году остров Оаху и военные власти решили показать ему учения, им пришлось создать "потемкинскую деревню" из нарисованных танков. Даже ветераны войны собрали 25 миллионов подписей под петицией с требованием расширить изоляционистское законодательство. Полмиллиона студентов заявили, что в случае объявления конгрессом войны они откажутся служить. Климат в стране не благоприятствовал акциям за ее пределами.
Именно это и было главной сложностью для Рузвельта как руководителя американской дипломатии. В то время как его деятельная натура питала глобальные замыслы, тогда, когда он внутренне оставался верен вильсоновскому стремлению к утверждению Америки как мировой державы, правящий класс США отвергал такую политику. Фактически весь период,