Дипломатия Франклина Рузвельта

Равенство в военно-морских вооружениях с ведущими странами мира - вот заглавная тема рассуждений молодого Франклина Рузвельта. Он выступает за вмешательство в мексиканские дела и за жесткий курс в отношении Японии.

Нужно особо отметить, что в те годы Америка стояла на историческом переломе. То, что было бы еще десять-двадцать лет назад пустым оригинальничанием, становится во втором десятилетии XX века главенствующей политической философией когорты деятелей, занявших в годы правления президента Вильсона (с 1912 года) высоты государственной власти в Вашингтоне. В элиту "мировых политиков" входили дипломаты, военные, чиновники высокого ранга. Их объединяла идея достаточности потенциала США для энергичного выхода на мировую арену. Более того, возможным стало казаться овладение Америкой контрольными позициями на этой арене. Частью реализации концепции явилось строительство громадного военно-морского флота для того, чтобы, как определил Ф. Рузвельт, "противник не смог превзойти нас в любой удаленной части мира, нанести вред нашей торговле и разрушить наше влияние повсюду в мире". Каковы пределы видимой в то время Ф. Рузвельтом сферы влияния Соединенных Штатов? "Наша национальная оборона должна охватывать все западное полушарие, морские пространства на тысячи миль от наших границ, должна обеспечивать контроль над Филиппинами и над теми морями, по которым пролегают наши торговые пути".

Письма Ф. Рузвельта, относящиеся по времени к началу мирового кризиса 1914 года, полны презрения в адрес коллег по военно-морскому министерству. Они не замечали того, что казалось очевидным ему: возникает шанс изменить всю систему мирового соотношения сил, воспользоваться кризисом с целью завладеть контрольными международными позициями. Элеонора Рузвельт получает письма, в которых муж сравнивает государственного секретаря Брайана и военно-морского министра Даниэлса с их трехлетним сыном Эллиотом: они также не понимают значимости общеевропейской войны для Америки. В июне 1916 года Рузвельт объявляет себя "единственным человеком в вашингтонской администрации, который понимает возникающие восхитительные возможности". Считая, что правительство Вильсона теряет драгоценный политический шанс, Франклин Рузвельт организует встречу своих единомышленников, в числе которых Теодор Рузвельт, магнат Дж. П. Морган и генерал Л. Вуд. Речь шла о развертывании армии и флота до мировых пропорций и вступлении в войну при первой возможности. Последовавшее вскоре присоединение США к антигерманской коалиции сняло возникшее вокруг Ф. Рузвельта в правительстве напряжение.

Поворачиваясь от военной стратегии к международной дипломатии, Ф. Рузвельт с окончанием войны отправился в Париж, чтобы наблюдать сцену мирной конференции. На Рузвельта произвела глубокое впечатление беседа с президентом Вильсоном, возглавившим первую попытку Америки выйти на мировые дипломатические просторы. Пересекая океан, нынешний и будущий президенты США обсуждали наиболее верный путь к желаемой цели. Вильсон сумел возбудить в молодом заместителе военно-морского министра интерес к созданию международной организации - Лиги Наций, в которой США должны обеспечить свое лидерство. Нет сомнения, что Рузвельт был польщен вниманием президента, и его восхищение Вильсоном возросло еще более при виде фантастического приема, устроенного в его честь в Бостоне по возвращению из Европы. Мир, казалось, зависел от будущей Лиги Наций, а ее творец выступал триумфатором.

Вудро Вильсон был вторым - после Теодора Рузвельта - президентом, который произвел на молодого политика сильное и непреходящее впечатление. При этом если Т. Рузвельт впечатлял энергией и бескомпромиссностью, заостренным националистическим чутьем, то Вудро Вильсон открывал новые горизонты грандиозностью своих геополитических планов. Ф. Рузвельт впервые встретил американского политического деятеля, способного говорить об Америке не как об одиноком острове во враждебном мире, а как о возможном авангарде мирового сообщества. Это был большой шаг в формировании Ф. Рузвельта-политика. Отныне он видел, что отстранение от внешнего мира не может изоляционистов сенатор Лодж говорил: "Мы должны выступать сейчас и в будущем за американизм и национализм против интернационализма. Не будет безопасности для нас, не будет надежды на то, что мы сможем оказать услуги миру, если мы поступим иным образом".

А будущий президент Гардинг повсеместно повторял один и тот же мотив, ставший своего рода "символом веры" изоляционистов: "Не героизм, а замирение, не знахарское кликушество, а нормальность, не революция, а восстановление, не агитация, а урегулирование, не хирургическое вмешательство, а безмятежность, не драматизация проблем, а беспристрастное их восприятие, не эксперименты, а уравновешенность, не погруженность в международные дела, а сосредоточенность на национальных проблемах".