Дипломатия Франклина Рузвельта

Осенью 1941 года - время, когда немецкие войска, завершив окружение под Киевом, начинали перенаправлять свои основные силы снова на Москву была для Рузвельта периодом глубоких размышлений. Чем кончится битва на советско-германском фронте? Этот вопрос имел основное значение для принятия прочих стратегических решений. События захватывали дух. Было ясно, что рейх все поставил на карту. И на атлантической конференции несравненное красноречие Черчилля отнюдь не волновало Рузвельта более всего. Самые интересные новости привез находившийся в свите Черчилля Гарри Гопкинс. От него Рузвельт получил важнейшую для себя информацию о том, чем живет Москва, можно ли рассчитывать на долгосрочное сопротивление СССР немцам, каково настроение советского руководства. Мнение Гопкинса было однозначным: восточный фронт крепок, Советский Союз выстоит, самой эффективной является помощь, направляемая сюда. Гопкинс говорил Рузвельту об откровенности Сталина в оценке сложившейся ситуации, силе и слабостях позиций СССР. На Рузвельта произвела большое впечатление фраза советского руководителя: "Дайте нам зенитные орудия и алюминий, и мы сможем сражаться три или четыре года". По мнению Сталина, изложенному посланнику президента, "линия фронта в зимние месяцы будет располагаться перед Москвой, Киевом и Ленинградом возможно, не более чем в 100 километрах от ныне существующей линии фронта".

Хотя Гопкинс и вызвал симпатии советского руководителя, он проявил в Москве немалую жесткость. Сумеет ли СССР выстоять зимой - это следовало определить более детально. Г. Гопкинс сказал И. Сталину, что США будут посылать на советско-германский фронт тяжелое снаряжение только после того, как сделают сравнительную оценку всех фронтов мировой войны и когда советское правительство даст полную информацию о своих резервах и стратегических возможностях. Находясь в исключительно сложном положении, И. Сталин поддержал идею созыва союзнической конференции и пообещал предоставить детализированную информацию. Свою беседу с Гопкинсом он завершил призывом ускорить вступление США в войну. Более того, он призвал американцев занять часть советско-германского фронта. Он приветствовал "прибытие американских войск на любой участок русского фронта под полным командованием американского руководства". Подобная перспектива не могла не захватить Рузвельта. Советское предложение означало совместную борьбу на решающем фронте. Прими американский президент это предложение в августе 1941 года, и не было бы "агонии" 1944 - 1945 годов, когда США желали невероятного: и жертв СССР в процессе освобождения восточноевропейских стран и его одновременного "исчезновения". В 1941 году американцам предоставлялась возможность участвовать в борьбе самим, но это означало, прежде всего, нести потери.

Тогда же, в августе 1941 года, Рузвельт был полностью во власти идеи, что материальная помощь СССР может быть заменой полномасштабному людскому вовлечению США в битву на европейском континенте. Пятнадцатого августа Рузвельт и Черчилль предложили Сталину созвать конференцию высшего советского руководства и высокопоставленных представителей Вашингтона и Лондона для решения вопроса о "будущем распределении общих ресурсов". А через две недели Рузвельт указал своему военному министру Г. Стимсону, что помощь Советскому Союзу являет собой "первостепенную значимость для безопасности Америки". Стимсону предписывалось выработать рекомендации как наилучшим образом распределить имеющиеся у США припасы на период последующих девяти месяцев с тем, чтобы увеличить долю Советской России.

Хладнокровие при решении задачи, американского выигрыша в Европе за счет жертв России видно из уже упоминавшейся "Программы победы". В ней утверждалось, что "наилучшие возможности для успешного наземного наступления против Германии предоставляет поддержание активного фронта в России". Только Советская Россия обладает "достаточными людскими ресурсами, расположенными в благоприятной близости к центру германской военной мощи. Именно поэтому эффективное вооружение русских войск было бы наиболее важным шагом". В Вашингтоне не обсуждали, чего стоила Советскому Союзу "благоприятная близость к центру германской военной мощи". Там бесстрастно калькулировали, придя к выводу о необходимости предоставлять СССР военную помощь по крайней мере до 30 июня 1942 года.