Дипломатия греха

— Что? А-а, нет… Все банальней и гнуснее. Она с подругами собралась на юг, в отпуск. Отдохнуть, развеяться… Я как чувствовал, просил, умолял: подожди немного, скоро и у меня отпуск, поедем вместе… Нет, не послушала. У офицера угро отпуск дело ненадежное, то отменят, то перенесут, то отзовут в самый разгар… А тут подруги, веселье… Когда человек влюблен, он слаб. Вот и я не смог отговорить, дал слабинку, махнул рукой, подумав, что ничего не случится. А прояви твердость, удержи я ее тогда… Мог ведь, мог задержать ее тогда! Моя это вина! Я же мужчина, я же оперирую разумом, а не эмоциями. Я ведь в угро работал и видел, как все это бывает. Но не хотел отпуск портить, в городе удерживать. Как было не отпустить?! И как я сейчас жалею, что отпустил!

Он отбросил песок в сторону и с силой потер лицо ладонями.

— Тогда ты и ушел? — тихо спросил я.

— Нет, я ушел позже. Сперва я съездил туда и нашел их… Всех четверых.

— Догадываюсь о продолжении… Но, по-моему, это справедливо.

— Не знаю. Даже сейчас не знаю. Тогда я не сомневался. Но, знаешь ли, одно дело убивать в спецназе. Может, я неправильно выражусь, но там смерть чувствуется иначе, как-то на расстоянии. Ты все понимаешь, все видишь, но это не входит в тебя так, как здесь, в мирное время, когда действуешь ножом и голыми руками… Это сложно передать. Зато легко почувствовать. Я все время думал, что я — солдат. Я смотрел на себя в зеркало, смотрел на груды призов и грамот, полученных на соревнованиях, и думал, что я солдат… Нет, я спортсмен. Солдат это другое. Солдат это не столько мускулы и навыки, сколько особый дух, состояние психики, особое мировоззрение, особая нервная система… Я в этом не очень разбираюсь. Знаю только одно: я оказался неспособен это перенести. И когда все это в одну кучу — боль утраты, раскаяние перед самим собой… Много разного. Я много думал. Очень много. Я ушел из угро и уехал из города. Долго мотался по разным городам, смотрел, разговаривал с людьми и думал, думал, думал… И однажды оказался в поезде в одном купе со священником. Сутки мы провели за разговором… Он дал мне ответы на некоторые мои вопросы. Не на все, конечно. С тех пор мне немного легче.

— Ты рассказал о… об этих четверых, и тебе разрешили принять рукоположение?

— На этот вопрос я тебе не дам ответа, — после непродолжительного молчания заявил Разумовский. — Это не так уж и важно для того, чем мы занимаемся…. Я и без того сказал слишком много.

— Андрей, укоризненно сказал я, неужели ты думаешь, что…

— Смотри, — перебил он меня, — она выходит.

Хлопнула калитка, и девушка выбежала на дорогу. На секунду замерла, словно не зная, куда идти, и бросилась по песчаной дорожке в лес, вскоре исчезнув из виду.

— Жди меня здесь, — скомандовал Разумовский, быстро оставшись в одних узких синих плавках, и неторопливой трусцой побежал по тропинке вслед за убегающей девушкой.

Открыв от изумления рот, я провожал его взглядом. В своем черном балахоне иерей выглядел огромным и дивил своей мощью, но я никогда не мог подумать, что человек может быть настолько здоровенным. Когда он повернулся боком, я заметил пересекавшие ребра и кончающиеся под лопаткой два кривых, уродливых шрама, оставленных явно не когтями дикой кошки. Много видел я диковинных людей в своей жизни, но странный иерей превзошел всех… Когда он скрылся из виду, я раскинулся на горячем песке и стал ждать.

Ждать пришлось долго. Солнце уже клонилось к закату, а я потерял счет времени, когда песок рядом со мной заскрипел под тяжестью шагов, и священник со вздохом опустился прямо на мой, отложенный в сторону пиджак. Что-то жалобно хрустнуло, и я понял, что мои любимые солнцезащитные очки свое отслужили.

— Ой, извини. Не заметил.

— Теперь уже поздно. Что поведаешь? Не получилось?

— Плохо ты обо мне думаешь. Все, что нам необходимо, я узнал.

От удивления я даже приподнялся на локте и, жмурясь от солнца, взглянул на радостно улыбающегося Разумовского.

— Силен!.. А об этической стороне этого дела я позже поговорю с твоим начальством. От тебя вреда больше, чем от иного мирянина. Постриг — и в монастырь. За стенами метровой толщины грешить тебе будет трудновато.

— Это тебе так кажется. У меня из тех мест другая информация. А вообще это ты от зависти. Не расстраивайся, если будешь много и долго работать, и у тебя проявятся некоторые таланты. Не такие большие как у меня, но все же… Ладно, шутки в сторону. Икон в доме — увы — нет. Уже нет. Мы опоздали. Еще утром они лежали на чердаке и лишь недавно были переправлены на Московский вокзал. В камеру хранения.

— Молодец, — одобрил я, — очень неплохой результат.

— Но это еще не все. Завтра днем, в районе обеда, должен прибыть курьер с деньгами. Он отдаст деньги, ему назовут код ячейки, и в тот же день он переправит товар в Мурманск.

— Плохо, — сказал я. — Эта девчонка знает слишком много, следовательно, Пепловский далеко ее от себя не отпустит. А она расколется о вашем разговоре.

— До завтра не успеет. А послезавтра нам уже будет все равно.

— А код, номер ячейки, время и приметы курьера?