Дипломатия и дипломаты. Из истории международных отношений стран Запада и России

Между тем приближался последний фазис войны. В Киеве были, по-видимому, плохо осведомлены о положении западного фронта и держались прежней германо-австрийской ориентации, игнорируя державы Согласия (Антанта). От одного из служащих министерства г. Галина (он был галичанин родом и состоял офицером австрийской армии) я узнал, что киевское дипломатическое ведомство намерено заявить о своём нейтралитете и предупредить державы Согласия, что Украина, как нейтральная страна, не может быть объектом и местом военных действий. Кстати, г. Галин был весьма способный и образованный человек, прекрасно знавший украинские дела. Такое заявление показалось мне неуместным, о чём я сообщил товарищу министра Палтову – министр Дорошенко был в отсутствии. То же самое я заявил самому гетману, предложив обратиться к державам Согласия с предложением восстановить деловые сношения, нарушенные германской оккупацией. Кстати, я перед этим был назначен посланником Украины в Вашингтоне, о чём было опубликовано в Киевском официальном вестнике. Вместе со мной был назначен Антонович в качестве советника, а г. Гасенко и г. Шумяцкий — секретарями. В это время в Киеве находился наш бывший посол в Вашингтоне барон Р.Р. Розен. Он горячо убеждал меня остаться на гетманской службе, даже предложил своё содействие для организации министерства, ибо здесь все дилетанты, заметил он, и служба имеет довольно кустарный характер, нет знания, опыта и рутины. Он не одобрил моего намерения ехать за границу, говоря, что в Киеве я нужнее. Не знаю, говорил ли он обо мне, как обещал, с гетманом или Лизогубом.

Казалось бы, что после всего виденного следовало уезжать не теряя времени, испытав уже смену революционных событий в Петербурге и Финляндии, и особенно ввиду совета секретаря моего Гасенко. Он был в сношениях с оппозиционной националистической партией и знал, что готовится выступление Петлюры и его сторонника Винниченко и других. Последний пожелал меня видеть и в разговоре критиковал гетманский режим и [обосновывал] необходимость более национально-украинского направления. К сожалению, я не придал значения его словам, хотя знал, что он приверженец Петлюры. Несмотря на виденное и слышанное, я замешкался, чтобы принять участие в совещании, кажется, под председательством Палтова в министерстве закордонных справ – толковали об инструкции украинским агентам за границей. [Присутствовали] Могилянский, Шульгин, Дашкевич, Галин, не помню имена остальных членов. Причём говорили по-русски, а не по-украински и, как водится, обсуждали второстепенные вопросы, уклоняясь от более существенных и принципиальных.

При следующем свидании с П.П. Скоропадским он сказал, что слышал о сделанном мною предложении сговориться с державами Согласия и что считает такой шаг желательным, но не видит, как можно его осуществить. Находившийся при этом Палтов возразил, что Украина связана с германо-австрийским блоком и что всякая наша попытка к сближению с Антантой будет отклонена. К тому же, – прибавил он, – некому поручить подобные переговоры, разве за это дело воз[ь]мётся г. Коростовец. Его как бывшего русского посланника, может быть, примут и, если захотят, выслушают.

В заключение П.П. Скоропадский предложил мне съездить в Яссы, где тогда находилось румынское правительство (Букарест [так в тексте. – Публ.) был занят австро-германским [и] войсками) и дипломатический корпус. Я хотел взять с собой в качестве секретаря старшего сына, но Палтов по каким-то служебным соображениям командировал со мной князя А. Путятина. Это был офицер-преображенец и светский человек, но, конечно, мало опытный в дипломатических делах.