Глядя на весь этот хаос, пить каву мне расхотелось. Вспомнив, что некогда я был наемником, которого трудно напугать грязью и беспорядком, смахнул со скамейки какой-то хлам и уселся. Отыскав взглядом кружку, казавшуюся почище остальных, придвинул ее к себе.
Зарко, правильно истолковав мое сомнение, ухмыльнулся:
— Прибираться здесь некому.
Ну да, помню. Папуша уехала, а мужчинам у цыган заниматься хозяйством невместно. Посуду помыть, белье постирать — это ниже достоинства. Еще ладно, что старый цыган способен сам себе приготовить, а иначе, из-за обычаев, мог бы и от голода умереть.
— Ничего, у тебя тут скоро грибы начнут расти, трава пробиваться, так веселее станет, — утешил я Зарко. — Постояльцам будешь среди травы стелить. Ничего, зато крыша над головой есть.
Цыган не то не понял моей шутки, не то пропустил ее мимо ушей, а занимался священнодействием — варил на очажке каву, которое еще называют кофе. Решив, что все готово, сказал:
— Подставляй посудину.
К моему удивлению, кава, сваренная цыганом была хороша. И аромат замечательный и вкус отличный. А сам Зарко, усевшись передо мной на корточки, начал прихлебывать каву из ковшичка, в котором он и варил божественный напиток. И как это он губы и язык не ошпарил?
А старый конокрад, отхлебывая по глоточку, принялся рассказывать:
— Каву-то эту Папуша купила у гномов. Нарочно, чтобы тебя порадовать. Слухи ловила о тебе, волновалась.
— А чего она волновалась? — удивился я.
— Так как чего? — вытаращился цыган. — Народ мимо нас редко ездит, но все равно, иногда проезжает. Говорили — мол, герцог отправил Артакса на верную смерть, с упырями и оборотнями сражаться. А он и болотного духа победил, который тысячу лет под старыми гатями спал, и оборотней в горы прогнал. А еще — великаншу, которая царство гномов хотела себе забрать, в землю вогнал. И как тут не волноваться?
Я только покачал головой. Слухи, это да. Наверное, пора привыкнуть, что обо мне ходят самые разные байки, но все равно, постоянно удивляюсь. Наверное, стоило бы самому сесть, да все записать. А иначе отыщется какой-нибудь бумагомаратель, запишет все так, как болтают в народе, и станут потом читать о достославных деяниях благородного Артакса. Вначале будут восхищаться, а потом примутся разбирать книги по страничкам. Напишут — здесь автор соврал, а тут преувеличил.
А Зарко, посматривая на меня, продолжал:
— А как слух пришел, что Артакс живой вернулся, да еще и на дочке старого рыцаря женился, и сам герцог посаженным отцом стал — расстроилась Папуша. Она же уже поняла, что под сердцем твое дитя носит. Но это все ладно, понятно, что благородный рыцарь и граф простую цыганку в жены не возьмет, но она хотела тебе рассказать, что дите у вас будет. А ты сюда даже и не заехал, а мимо проскакал.
На этот упрек я ничего отвечать не стал. И в самом деле — проехал мимо, еще и рад был, что мудрая Кэйтрин распорядилась взять с собой палатки, чтобы не зависеть от постоялых дворов, которых в этих местах не так уж и много. И мне не очень хотелось встречаться с Папушей. Пожалуй, и хорошо, что не заехали. Я ведь не знал, что цыганка беременна, а если бы узнал, так уж тем более сюда не заехал, тем более, вместе с молодой женой. Супруга у меня женщина очень добрая, но очень ревнивая. Я и так опасаюсь, что до нее дойдут какие-то слухи о моем пребывании в Севре и… э-э… шалостях с тамошними амазонками.
Зарко излагал мои приключения е по хронологии, потому что сначала я побывал в севре, потом женился, а уже потом отправился в царство гномов, но ничего страшного. Слухи, на то они и слухи, чтобы смешивать все и вся. Наверняка позже станут говорить, что в благодарность за его подвиги герцог отдал Артаксу в жены первую красавицу герцогства.
— А вскоре сюда Куколь приехал, — сказал Зарко. — Он из Силинга в Урштадт ехал, завернул коней накормить. Вот он и посватался к Папуше.
Имя мне показалось знакомым.
— Подожди-ка, — перебил я цыгана. — Куколь — это ведь тутошний винокур, которому ты деньги был должен?
— Ну да, он самый и есть, — подтвердил цыган. — У него и завод винокуренный, и лавки, где все продают. Папушу он в жены взял, ребенка своим признал, а заодно и долги с меня списал. Разве плохо?
Ну да, ну да., а я уж был готов поверить в неистовую любовь старика к своей не то дочке, не то внучке. А тут, долги видите ли, списал. Но осуждать я конокрада не стану. Я этого Куколя не знаю, вполне возможно, что он очень хороший человек, пусть и продает шнапс и не желает платить за это налоги.
— Скучно мне без Папуши, — пожаловался цыган. — Вот, дождусь, как постоялый двор у меня купят, так к сыну уеду.
— Ну, вот и славно, — похвалил я старика, поглядывая в окно. А ведь мне, думаю, уже пора. Скоро начнет темнеть, не стоит в потемках ехать. Но напоследок спросил: — Скажи-ка еще, к тебе всадники не заезжали? Трое, на чалых жеребцах.
— Проезжали, — кивнул цыган. Только это муло были.
— Муло?